Стигал

Наступившая ночь, гипс, уколы сделали свое дело – Руслан вновь уснул. Долго спал. Проснулся, когда нас остановили на границе Краснодарского края. Даже чеченские номера вызывают подозрения. Машину отогнали в отстойник. Пять-шесть милиционеров с собакой долго все осматривали. А наши документы унесли. Потом Руслана попросили зайти в помещение – меня с ним не пустили. А позже нам все вернули, сказали, что можем ехать, а вот молодой человек задержан – до выяснения личности, да и вид у него подозрительный. Я рассказал, какое у юноши горе, что с ним стряслось, – не помогло. Водитель предложил дать деньги. Это, наверное, сработало бы, да у меня лишь гроши – у гендиректора взять просто постеснялся, такое дело он сделал, и еще деньги просить. А у водителя лишь на дорогу, но он предложил – гаишник лишь усмехнулся. Остаток ночи мы простояли рядом с постом. Нам лишь пояснили, что утром будет пересмена, и тогда Руслана повезут в РОВД Армавира, где и решится его вопрос.

Однако, как говорится, утро вечера мудренее, и мир не без добрых людей. На рассвете к КПП подъехал полковник, видно, что начальник, – крепкий, взрослый мужчина, я бросился к нему и не знаю, как успел, но про Руслана все сказал и даже какую-то грубость выдал с возмущением. Полковник ничего не ответил, прошел в здание. На меня накинулись гаишники: «Пошел отсюда, пока и тебя не засадили!» Но тут по громкоговорителю командный голос:

– Оставить! Всем по местам!

Я подумал, что это команда и мне, но где мое место не знал, стоял как вкопанный, уже почти не соображая, и тут, как из-под земли, передо мной появился Руслан. Мы рванули прочь. Перед самым Армавиром стрелка – поворот на Майкоп, и что греха таить, я уже думаю, как через пару часов я исполню свой долг – передам Руслана дяде, потом к другу Максиму – попрошу немного денег в долг, да и в Москву, к семье.

Под эти, почти мирные мечтания, я уже потихоньку подремывал и даже не обращал внимание на тихие, жалкие всхлипы Руслана, как он дернул меня за плечо и крикнул:

– Если бы не вы, я бы остался с мамой, был бы рядом. А вы…

Я словно отрезвел, но голову поднять не мог, еще ниже опустил, словно вновь прикладом по башке – боль, все болит, и я не знаю, почему, но вдруг сказал:

– Знаешь, Руслан, я родился будучи ссыльным. Отца вообще не помню, когда выселяли, расстреляли. А когда мне было годика три, умерла моя мать, от голода, холода, болезни. Я почти ничего и не помню, лишь помню ее запах и тепло. А так, даже фотографии от родителей не осталось – меня отдали в детдом.

Наступила пауза. Лишь унылый вой мотора. Дорога почти пустая, по кубанским холмам, как по жизни, то вниз, то вверх. А я сижу на переднем сиденье, к Руслану спиной, и этой спиной ощущаю все возрастающее меж нами напряжение, но в этот момент свое заключительное слово, словно бы подводя под разговором черту, свою печаль поведал наш водитель:

– Месяц назад, прямо на моих глазах, моего младшего, единственного брата расстреляли. А он инвалид с детства, в коляске: просто выдал правду солдатам, вошедшим в наш двор, а те в ответ… Но жить надо, семью кормить, работать надо… Все под Богом, ему видней, он всех рассудит.

Больше до Майкопа почти не говорили. Где-то на окраине дядя Руслана снимал незавидный домик. У него большая семья. Видно, что кое-как перебиваются, бедность сквозит во всем. А самого дяди нет, он, как только узнал о смерти Ольги Сергеевны, выехал в Грозный, да и судьба Руслана беспокоила всех.

…Даже не хочется все в черных красках обрисовывать, да уж как есть. В общем, как я позже узнал, дядя Руслана выехал в Грозный и там без вести пропал. В последний раз его видели во дворе Ольги Сергеевны, вроде он вытащил тела снохи и бабушки и в сумерках рядом на корточках сидел, курил, а уже начался комендантский час…

И может быть, именно в тот же вечер, только в Майкопе, я, прощаясь с Русланом и обнимая его, пообещал:

– Я через день-два вернусь, потом в Москву.

А он в ответ:

– Простите меня… Спасибо.

7 января, вечер