…Это было в 1988 году. Мы с Максимом жили в одном рабочем общежитии. Хотя он и был младше меня, а нефтяной институт закончил раньше. Он учился на очном отделении, учился отлично и постоянно помогал мне в учебе. Жил Максим с матерью. Я точно не знаю, но вроде после развода родителей он с матерью как бы на время поселился в нашем общежитии, как раз в соседней комнате. И на работу после окончания вуза он попал в мое управление, и даже был какое-то время в моем подчинении. Однако Максим был парнем умным, целеустремленным, и заветная его мечта – дальше учиться, и учиться в Москве. Он так и сделал, поступил на стажировку, а потом и в аспирантуру в Московский институт нефти и газа имени Губкина. В Грозный он приезжал редко, даже летом на каникулах ездил в стройотряды, деньги зарабатывал. И вот как-то позвонил мне в Туркмению, сообщил, что едет в Западную Сибирь командиром стройотряда. Просит и меня поехать, в месяц до тысячи рублей можно заработать. С составом отряда я познакомился на вокзале в Москве: люди молодые, веселые, здоровые. Это студенты, стажеры, аспиранты. Здесь и гитары, и песни, и пиво с водкой.
– Пьют много, – пожаловался я Максиму.
– Поэтому я тебя и позвал, – смеется он в ответ. – Хоть один должен быть среди нас трезвенник – ты!
– Но водка… и пахать, – опечален был я.
– Не волнуйся. В стране «сухой» закон. На месте пить не будут. Не на что, некогда и взять негде. Все организовано и будет хорошо.
В принципе, так и было. Нас патронировало самое богатое всесоюзное объединение «Главнефтегазстрой». Мы доехали до Томска, а оттуда уже на вертолетах два часа летели до поселка Медвежий. Этот поселок совсем небольшой, прямо на берегу Оби. А река здесь как море, другой берег еле виден. Вроде зимой сюда есть дорога – «зимник», а летом лишь по воде или по воздуху – вот такое заброшенное место. В этой глухомани нашли нефть – от реки до места бурения наш отряд должен за два месяца проложить дорогу, бетонку, почти километр. Объем работы громадный, но и смета соответственная. Правда, нас здесь особо не ждали, жить почти что негде – предложили старый, вонючий барак, где раньше находились зэки. И где не только несносная мошкара, мухи и комары – настоящие кровопийцы, но еще здесь нас ожидал и рассадник клопов. Все эти бытовые неурядицы стали нипочем, так как выяснилось, что наряд на строительство дороги выписан на бригаду шабашников из армян, а нам предложено, как зэкам, заняться лесоповалом, другой работы нет. В принципе, эта работа гораздо легче и проще, но, понятное дело, что за эту работу и плата – копейки. Мы выразили протест. В этой дыре и нормальной связи нет, позвонить в Москву почти невозможно. Максим послал телеграммы: в институт, в главк. Но это было именно то время, когда страна уже практически была на грани распада. Ответа долго нет, а пришел такой: разберитесь на месте. А на месте местная администрация, которую шабашники уже задобрили. Но и мы не отступаем: все молодые, крепкие, и понимаем, что нашу работу просто за взятки продали. Да тут случилось то, что должно было случиться, когда молодые люди бездельничают, – кто-то купил или, как говорят, достал спирт, к тому же технический. Кто-то отравился, кто-то чуть в Оби не утонул, кто-то в тайге заблудился. Словом, началось самое ужасное: с нами были три девушки – два повара и медсестра, и эти красавицы, тоже будучи под хмельком, попали в лагерь наших конкурентов-шабашников. Посреди ночи одна из девушек прибежала, сказала, что их кавказцы бьют, насилуют. Максим, я и еще несколько парней бросились на выручку. Было темно и непонятно, и вроде я более всех получил, но в итоге в милицию угодил только я – повлияли чьи-то показания, будто бы я был самый агрессивный, и участковый почти целое дело завел, всю ночь бумаги писал. Правда, меня не посадили; тут и некуда было сажать и некуда бежать – болото и бескрайняя тайга. А участковый предупредил, что на днях по реке прибудет из района милиция – они мою участь решат. Я был в шоке, а Максим сообразил – меня надо отправить в больницу на освидетельствование как пострадавшего. Понятно, что и больницы здесь нет, лишь какой-то фельдшерско-акушерский пункт, и такой же участковый врач, как и участковый милиционер, – она тоже говорит, мол, все в райцентре решат, туда обращайтесь.
– А как? – воскликнули мы.
– Через день баржа ходит.
– Когда это будет!? – возмутился Максим. – Вы хоть осмотрите его, справку составьте.
– А что его смотреть – живой, здоровый. А синяки? Так они украшают мужчину… Ну, ладно. Вы москвичи – народ изнеженный. Тоже мне, баб не поделили. Тут местных девать некуда. Давайте свой паспорт.
Как и милиционер, она долго изучала мой паспорт, и вдруг выдала:
– Так вы не москвич. Вы что, чеченец? – ее взгляд явно изменился, в нем появилась жизнь. – А вы Зебу знаете? – впервые мы услышали это имя, и оно было произнесено с каким-то особым благоговением.