Стихи

Я сейчас живу на даче почти все время, т. е. с понедельника по субботу. Огромный лес, сгнившие скамьи и эстрада (как в «Чайке»); а перед самым домом — дорожки, которые я упорно выпалываю, ибо не выношу неряшества. Но полоть удается редко, в виде отдыха — а то все сижу и сижу над своими писаниями. Я с трудом одолеваю не только работу, но и отчаянье. Его, пожалуй, больше, чем работы, хотя и она несметна. Иногда вечером, часов в 10, дохожу до конца улицы Серафимовича, при фонарях или во тьме. Вчера вернулась Сарра, полная рассказов о лесничестве под Житомиром, об Одессе, Батуми, Ялте и теплоходе «Тарас Шевченко». Слушаю с интересом — хоть на слух что-нибудь увидать. Читаю — урывками — переводы польских поэтов1, «Летопись жизни Герцена», и беспрерывно перечитываю — по абзацам — еще одну книгу, стараясь определить, в чем мощность фраз и абзацев. Не удается, а мощь паровозная2. Будьте здоровы, привет Гале.

ЛЧ

P.S. «Из Пярну в Пярну» прекрасно, но я предпочитаю из Пярну в Москву.

1 Юлиан Тувим. Владислав Броневский. Константы Ильдефонс Галчинский. Избранное / Перев. с польского. М.: Худож. лит., 1975. Надпись: «Дорогой Лидии Корнеевне. Д. Самойлов. 13.04.76».

2 Л.К. имеет в виду третий том «Архипелага ГУЛаг», который вышел в Париже в издательстве «ИМКА-Пресс» в 1976 году. В мае 1976 года она пишет в своем дневнике: «Сейчас я купаюсь в океане благоуханной русской речи: читаю III том. Перед этим все мелко. Это книга книг. «Игру эту боги затеяли». Тут, в этом жанре («научно-художественном», как говорил и писал когда-то Маршак), он не сравним ни с кем и бесспорен, вне зависимости от ошибок мыслей и обобщений. (Завирается насчет XIX века.) Читаю с наслаждением как великое совершенство. В его языке (когда он работает не по Далю) есть нечто ахматовское, пушкинское — мощь. И какой гениальный путь — путь гениального человека, которому всё по плечу: и книга, и жизнь.

М.б. третий том самый сильный» (Архив Е.Ц. Чуковской).

22. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской

9 августа 1976

Пярну 9.08.76.

Дорогая Лидия Корнеевна!

Я здесь уже совсем разболтался, почти не работаю. Каждый день кто-нибудь приезжает-уезжает. У нас толчется народ. И хотя я эту толчею люблю и сам завожу, работа не клеится, оттого настроение ниже среднего. Да и сезон уже на спаде. Сперва все откладывалось, ибо казалось, что впереди все лето, а теперь лето уже позади — и не стоит заводиться.

Галя хочет остаться здесь на зиму. А я резких решений не люблю. Переселяться сюда надо постепенно, прислушавшись к ритму собственной жизни. Да и дел в Москве много…

Кроме воздуха и пейзажей, главная отрада здесь — Лев. С ним об идеях не стоит спорить, они у него всегда, как вареное мясо. Это свойство его ума — вываривать мысли, а не производить их. Но главное в нем не это. Душа у него детская, голубиная. Доброта непомерная. Натура чудесная. Я, чтобы не раздражаться, об умственном с ним не разговариваю — пошучиваю, отшучиваюсь. А не любить его нельзя. Просто приятно и хорошо бывает в его атмосфере. Лева всегда все хочет, — как говорит Рая. И его детская энергия желаний всегда заражает и бодрит окружающих.

Последнее время читаю совсем мало. Нашло увлечение музыкой. Слушаю Гайдна, Моцарта, Брамса, Баха, Шумана, Чайковского. Очень хорошо. Я никогда меломаном не был. Иногда на годы от музыки отдалялся, даже умышленно. А иногда, как запойный, слушаю и не могу наслушаться. И завидую музыкантам.

Очень хочется почитать А.А. 62-го года. И о себе, конечно. Не из тщеславия, а чтобы свериться с ее умом и пониманием1.

Теперь уже скоро увидимся.

Любящий вас

Д. Самойлов

1 В это время Л.К. работала над 1962-м годом своих «Записок об Анне Ахматовой».

23. Л.К. Чуковская — Д.С. Самойлову

24 июля 1977

Дорогой Давид Самойлович. Получила письмо и поэму, — спасибо. Поэму прочитала много раз. Впечатление такое же сильное, как было при первом слушанье. Значительные Вам снятся сны1. Сцена расправы с гречанкой прямо шекспировская. (Почему А[лександр] С[ергеевич] не последовал примеру своего косвенного предка? Поколотил бы свою Natalie, сослал бы в деревню, а он — подставил грудь Дантесу… Так бы хорошо, и ему бы и нам.) Но вот что мне пришло на ум: нужна ли вся линия девицы Моор и мамаши Моор? В ней (линии) есть что-то разъясняющее, «служебное», как говорил Маршак. Не следует ли без нее сразу взять быка за рога (я не имею в виду рога майора!), то есть пусть фортификации, ученики, шалопай завсегдатай — любимый ученик — ведь этого достаточно для всего происходящего. А если достаточно, то… Впрочем, я, может быть, плету вздор по недостаточной своей любви к повествовательности в поэзии.