О, кто ты, друг мой или недруг,Мой дальний отсвет, мой герой,Рождённый в сокровенных недрахУма и памяти игрой…Дожди, дожди и непогода.Дожди и осени мазня.И ты уже четыре годаЖивёшь отдельно от меня.Вот, руки затолкав в карманы,Бредёшь сквозь редкие туманы…Москва сороковых годов.Или, точнее, сорок пятых.Повсюду ясный отпечатокДождей и ранних холодов.На Пушкинском шуршит листва,Пусты скамейки на Никитском.И в воздухе сыром и мглистомВсё видится едва-едва:Изгиб деревьев косолапых,Расплывшееся зданье ТАСС,И наплывающий внезапноИз тьмы автомобильный глаз,И фонарей лучистых венчикВнутри фарфоровых круговУже невнятен и изменчивНа расстояньи ста шагов…Но несмотря… Но несмотря наФар перекрёстные столбы,На беловатый мрак тумана,Не молкнут шорохи толпы.Спешат, сбиваясь, силуэты,В глуши туманом стёртых черт,Как мотыльки на венчик света,На симфонический концерт.Консерваторский вестибюль,Как будто бы из эха слеплен.Войди! Стряхни туман! Ослепни!И сразу память распакуй,Восстанови в затёртом спискеРояля бешеный оскал.И гром симфоний, где МравинскийОркестр в атаку вёл на зал.Восстанови — и опечалься.Спустись душой на чёрный лёд,Где Софроницкий между пальцевСеребряную воду льёт.Сергей слегка ошеломлёнНад ним свершающимся счастьем.Но ряд голов и ряд колоннЕму воспоминанье застят.Вон Пастернак, похожий наАраба и его коня.Табун заядлых меломановВ давно потёртых пиджаках,С исконной пустотой в карманахИ с партитурами в руках.А это кто там вдалеке?Ах, Сашка, смесь еврея с Блоком,О сногсшибательной строкеМечтающий с туманным оком.Они целуются. — Ну как?— Живём, как будто лапутяне.— А ты? — Меня куда потянет:Порой на свет, порой на мрак.Её как хочешь понимай,Поэзию (хоть днём с свечами),Она у Блока, помнишь — «майжестокий с белыми ночами».Они в партере. Оркестранты.Большая люстра зажжена.И вдруг вступает тишинаВ консерваторские пространства.Подходит к пульту дирижёр,Как голубей, вспугнув ладони,И тишина ещё бездоннейГлядит в светящийся простор.И вдруг. Издалека. — ТрубаЛучом пронизывает своды.И рушатся глухие водыНеодолимо, как судьба.Консерваторские высоты,Простой, как глыба света, зал,С твоим порывом в эти годыЯ мысль о Родине связал!Ведь всё, что ни случалось с нами,Что нас спасало и вело,Ещё не ставшее словами,Быть только музыкой должно.А дирижёр, достав со дна,Аккорд терзает властной дланью.И вот, когда уж нет дыханья —Опять вступает тишина.Она звучит дрожащим светом,Дрожаньем капли на стекле,И воздухом, слегка согретым,Переливается во мгле.И вдруг, как всадники с клинками,Влетают в песню скрипачи.Под лебедиными рукамиИз светлой арфы бьют ключи.И в грудь колотят барабаны,Труба страстям играет сбор…В тебя впивается губамиНеописуемый простор.С одной тобой он мог сравнитьсяТем ощущеньем, как во сне,Что вдруг прервётся, не продлитсяЛюбовь, подаренная мне.Придёт и с ней пора проститься —Уйдёт она, как звук, как дрожь…И ты расплывшиеся лицаНикак в одно не соберёшь…