Стихи

Но наиболее знаменательным представляется все же другой отрывок, где говорится о «новом типе человека» и о том, что «новый тип рождается из нового образа действий». Самойлов, как известно, не был деятелем «оттепели». Его вхождение в литературу относится к концу 50-х — началу 60-х годов (а признание читающей публики и того позже — к началу 70-х). Поневоле приходит на ум: не была ли столь активная мыслительная работа, порой впадающая в чистое теоретизирование, некой внутренней компенсацией за пассивность собственного литературного поведения? Возможно. Прозеванный шанс встречи с читателем на гребне общественной волны (пусть и с малой подъемной силой и не с тем полновесным результатом, какой рисовался в воображении) заставлял заново сосредоточиться на вопросах тактики и стратегии в борьбе за свое место в поэзии: «Ибо сам образ действий, преломляясь в несовершенной личности, может стушевать и исказить ее неустойчивые положительные свойства и проглядеть укрепление отрицательных».

В реалистической плоскости (то есть совсем в другой модальности, чем публикуемые нынче записи) суммарная оценка литературных достижений «оттепели» (и политической ее подоплеки) не только далека от радужной, а прямо-таки разгромна. Я говорю о письме Борису Слуцкому в главе, ему посвященной, «Друг и соперник»: «Поэт имеет право на творческое своеобразие в той же мере, в какой, после отмены ведомственного мундира, чиновник имеет право на костюм любого покроя (не слишком экстравагантный, впрочем). Поэт имеет право на человеческие чувства, поскольку новому сантиментальному чиновнику вменяется в обязанность их иметь. Поэт имеет право размахивать кулаками после драки, поскольку драка закончилась в пользу нового чиновника.

Вот покуда и все. Таковы объективные условия «ренессанса».

<…> В литературе создана обстановка, благоприятная для создания нового камуфлированного сантиментального мифа».[34] Письмо, между прочим, датировано 1956 годом. В то же время (или чуть позже) Самойлов делает те записи для себя, о которых идет речь. Можно было бы упрекнуть автора в противоречивости суждений, если бы двуликим Янусом не была сама «оттепель» с ее раскачкой и спадом, со встречными ветрами сомнений и надежд.