Читаем Стихи и поэмы полностью

и визг пилы: не смолкая, режет

доски железные для гробов.

Но все слышнее,

как плачут дети,

ширится ночь, растут пустыри,

и только вдали на востоке светит

узенькая полоска зари.

И силуэтом на той полоске

круглая, выгнутая земля,

хата, и тоненькая березка,

и меченосные стены Кремля.


1940

2

Я не видала высоких крыш,

черных от черных дождей.

Но знаю

по смертной тоске своей,

как ты умирал, Париж.


Железный лязг и немая тишь,

и день похож на тюрьму.

Я знаю, как ты сдавался, Париж,

по бессилию моему.


Тоску не избудешь,

не заговоришь,

но все верней и верней

я знаю по ненависти своей,

как ты восстанешь, Париж!


1940

3

Быть может, близко сроки эти:

не рев сирен, не посвист бомб,

а тишину услышат дети

в бомбоубежище глухом.

И ночью, тихо, вереницей

из-под развалин выходя,

они сперва подставят лица

под струи щедрого дождя.

И, точно в первый день творенья,

горячим будет дождь ночной,

и восклубятся испаренья

над взрытою корой земной.

И будет ветер, ветер, ветер,

как дух, носиться над водой…

…Все перебиты. Только дети

спаслись под выжженной землей.

Они совсем не помнят года,

не знают — кто они и где.

Они, как птицы, ждут восхода

и, греясь, плещутся в воде.

А ночь тиха, тепло и сыро,

поток несет гряду костей…

Вот так настанет детство мира

и царство мудрое детей.


1940

4

Будет страшный миг -

будет тишина.

Шепот, а не крик:

«Кончилась война…»


Темно-красных рек

ропот в тишине.

И ряды калек

в розовой волне…


1940

5

Его найдут

в долине плодородной,

где бурных трав

прекрасно естество,

и удивятся силе благородной

и многослойной ржавчине его.

Его осмотрят

с трепетным вниманьем,

поищут след — и не найдут

следа,

потом по смутным песням

и преданьям

определят:

он создан для труда.

И вот отмоют

ржавчины узоры,

бессмертной крови сгустки

на броне,

прицепят плуги,

заведут моторы

и двинут по цветущей целине.

И древний танк,

забыв о нашей ночи,

победным ревом

сотрясая твердь,

потащит плуги,

точно скот рабочий,

по тем полям, где нес

огонь и смерть.


1940

6

Мечи острим и готовим латы

затем, чтоб миру предстала Ты

необоримой, разящей,

крылатой,

в сиянье Возмездия и Мечты.

К тебе взывают сестры и жены,

толпа обезумевших матерей,

и дети,

бродя в городах сожженных,

взывают к тебе:

— Скорей, скорей!-

Они обугленные ручонки

тянут к тебе во тьме, в ночи…

Во имя

счастливейшего ребенка

латы готовим, острим мечи.

Все шире ползут

кровавые пятна,

в железном прахе земля,

в пыли…

Так будь же готова

на подвиг ратный

освобожденье всея земли!


1940

«Не знаю, не знаю, живу — и не знаю…»

Не знаю, не знаю, живу — и не знаю,

когда же успею, когда запою

в средине лазурную, черную с края

заветную, лучшую песню мою.


Такую желанную всеми, такую

еще неизвестную спела бы я,

чтоб люди на землю упали, тоскуя,

а встали с земли — хорошея, смеясь.


О чем она будет? Не знаю, не знаю,

а знает об этом июньский прибой,

да чаек бездомных отважная стая,

да сердце, которое только с тобой.


Март 1941

«Я так боюсь, что всех, кого люблю…»

Я так боюсь, что всех, кого люблю,

утрачу вновь…

Я так теперь лелею и коплю

людей любовь.


И если кто смеется — не боюсь:

настанут дни,

когда тревогу вещую мою

поймут они.


Май 1941

«Мы предчувствовали полыханье…»

Мы предчувствовали полыханье

этого трагического дня.

Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье.

Родина! Возьми их у меня!


Я и в этот день не позабыла

горьких лет гонения и зла,

но в слепящей вспышке поняла:

это не со мной — с Тобою было,

это Ты мужалась и ждала.


Нет, я ничего не позабыла!

Но была б мертва, осуждена -

встала бы на зов Твой из могилы,

все б мы встали, а не я одна.


Я люблю Тебя любовью новой,

горькой, всепрощающей, живой,

Родина моя в венце терновом,

с темной радугой над головой.


Он настал, наш час,

и что он значит -

только нам с Тобою знать дано.

Я люблю Тебя — я не могу иначе,

я и Ты — по-прежнему — одно.


Июнь 1941

Начало поэмы

…Всю ночь не разнимали руки,

всю ночь не спали мы с тобой:

я после долгой, злой разлуки

опять пришла к тебе — домой.


Мы говорили долго, жадно,

мы не стыдились слез отрадных, -

мы так крепились в дни ненастья…

Теперь душа светла, мудра,

и зрелое людское счастье,

как солнце, встретит нас с утра.

Теперь навек — ты веришь, веришь? -

любовь одна и жизнь одна…

…И вдруг стучит соседка в двери,

вошла и говорит:

— Война! -

Война уже с рассвета длится.

Войне уже девятый час.

Уж враг за новою границей.

Уж сотни первых вдов у нас.

Войне идет девятый час.

И в вечность канул день вчерашний.

Ты говоришь:

— Ну как? Не страшно?

— Нет… Ты идешь в военкомат? -

Еще ты муж, но больше — брат…

Ступай, родной…

И ты — солдат,

ты соотечественник мне,

и в этом — все.

Мы на войне.


1941

Первый день

…И да здравствует социалистическая революция во всем мире!

Надпись на памятнике В. И. Ленину около Финляндского вокзала в Ленинграде.

Это слова, сказанные Лениным 16 апреля 1917 года.

…И вновь Литейный — зона

фронтовая.

Идут войска, идут — в который раз! -

туда, где Ленин, руку простирая,

на грозный подвиг призывает нас.


Они идут, колонна за колонной,

еще в гражданском, тащат узелки…

Невидимые красные знамена

Перейти на страницу:

Похожие книги

Расправить крылья
Расправить крылья

Я – принцесса огромного королевства, и у меня немало обязанностей. Зато как у метаморфа – куча возможностей! Мои планы на жизнь весьма далеки от того, чего хочет король, но я всегда могу рассчитывать на помощь любимой старшей сестры. Академия магических секретов давно ждет меня! Даже если отец против, и придется штурмовать приемную комиссию под чужой личиной. Главное – не раскрыть свой секрет и не вляпаться в очередные неприятности. Но ведь не все из этого выполнимо, правда? Особенно когда вернулся тот, кого я и не ожидала увидеть, а мне напророчили спасти страну ценой собственной свободы.

Анжелика Романова , Елена Левашова , Людмила Ивановна Кайсарова , Марина Ружанская , Юлия Эллисон

Короткие любовные романы / Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Самиздат, сетевая литература / Романы
Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия