Стихи и проза

– Утром нет. Вот ночью – да,

Иногда.

– Может, как-нибудь его

Вам того?..

Обратились бы к врачу.

– Не хочу.

Он, глядишь, и сам пройдет

Через год,

А пока пускай растет

Взад-вперед.

Я женщину одну любил…

Я женщину одну любил

Тому назад лет двадцать,

Но у нее был муж дебил

И нам пришлось расстаться.

А может быть, не прав я был?

Ведь если разобраться:

Ну эка невидаль, дебил,

Так что ж теперь, стреляться?

Нет, все же прав тогда я был,

Хоть и обидно было,

А то б он точно нас прибил,

Ну что возьмешь с дебила?

Я шел к Смоленской по Арбату…

Я шел к Смоленской по Арбату,

По стороне его по правой,

И вдруг увидел там Булата,

Он оказался Окуджавой.

Хотя он выглядел нестаро,

Была в глазах его усталость,

Была в руках его гитара,

Что мне излишним показалось.

Акын арбатского асфальта

Шел в направлении заката…

На мостовой крутили сальто

Два полуголых акробата.

Долговолосые пииты

Слагали платные сонеты,

В одеждах диких кришнаиты

Конец предсказывали света.

И женщины, чей род занятий

Не оставлял сомнений тени,

Раскрыв бесстыжие объятья,

Сулили гражданам забвенье.

– Ужель о том звенели струны

Моей подруги либеральной?! -

Воскликнул скальд, меча перуны

В картины адрес аморальной.

Был смех толпы ему ответом,

Ему, обласканному небом…

Я был, товарищи, при этом,

Но лучше б я при этом не был.

1990

Букет цветов

На рынке женщина купила

Букет цветов, букет цветов,

И мне, безумцу, подарила

Букет цветов, букет цветов.

И чтобы не увял он сразу,

Букет цветов, букет цветов,

Я тот букет поставил в вазу,

Букет цветов, букет цветов.

И вот стоит теперь он в вазе,

Букет цветов, букет цветов,

И повторяю я в экстазе:

„Букет цветов, букет цветов“.

Навек душа тобой согрета,

Букет цветов, букет цветов,

Лишь два отныне в ней предмета:

Один – букет, другой – цветов

В помойке роется старушка…

В помойке роется старушка

На пропитания предмет,

Заплесневелая горбушка -

Ее бесхитростный обед.

Горбушку съест, попьет из лужи,

Взлетит на ветку – и поет,

Покуда солнце не зайдет.

А там, глядишь, пора на ужин…

Гуляли мы по высшей мерке…

Гуляли мы по высшей мерке,

Ничто нам было нипочем,

Взлетали в небо фейерверки,

Лилось шампанское ручьем.

Какое время было, блин!

Какие люди были, что ты!

О них не сложено былин,

Зато остались анекдоты.

Какой вокруг расцвел дизайн,

Какие оперы лабали,

Каких нам не открылось тайн,

Какие нам открылись дали.

Какие мощные умы

Торили путь каким идеям.

А что теперь имеем мы?

А ничего мы не имеем.

Идет по улице скелет…

Идет по улице скелет,

На нас с тобой похож,

Ему совсем немного лет,

И он собой хорош.

Возможно, он идет в кино,

А может, из гостей,

Где пил игристое вино

И был не чужд страстей.

А может, дома сигарет

Закончился запас,

И в магазин решил скелет

Сходить в полночный час.

Идет себе, ни на кого

Не нагоняя страх,

И все в порядке у него,

Хоть с виду он и прах.

Идет он на своих двоих

Дорогою своей,

Идет, живее всех живых

И мертвых всех мертвей.

К NN

Твои глаза синее озера,

А может быть, еще синей,

Люблю тебя сильней бульдозера,

А может быть, еще сильней.

Как на площади Таганской…

Как на площади Таганской,

Возле станции метро,

Ветеран войны афганской

Мне в живот воткнул перо.

Доконала, вероятно,

Парня лютая тоска,

Мне тоска его понятна

И печаль его близка.

Жалко бедного афганца -

Пропадет за ерунду,

И себя мне жаль, поганца,

К превеликому стыду.

Как у нашей Яночки…

Как у нашей Яночки

На щеках две ямочки,

Сверху три волосика

И сопля из носика.

Картинка с рынка

Лежит груша -

Нельзя скушать.

Когда в вечернем воздухе порой…

Когда в вечернем воздухе порой

Раздастся вдруг щемящий голос флейты,

О днях прошедших, друг мой, не жалей ты,

Но флейты звуку сердце приоткрой.

Когда в вечернем воздухе порой

Раздастся вдруг призывный голос горна,

Ты сердце приоткрой свое повторно

Звучанью горна, друг бесценный мой.

Когда ж в вечернем воздухе порой

Раздастся вдруг громовый глас органа,

Не шарь в серванте в поисках нагана,

Но и органу сердце приоткрой.

И всякий раз так поступай, мой друг,

Когда очередной раздастся звук,

Не важен тут источник колебанья…

Ну, я пошел. Спасибо за вниманье.

Поймали арабы еврея…

Поймали арабы еврея

И стали жестоко пытать,

А ну, говори нам скорее,

Как звать тебя, мать-перемать.

Коль скажешь, дадим тебе злата,

Оденем в шелка и парчу,

Подарим портрет Арафата,

Короче, гуляй – не хочу.

Не скажешь – живым не надейся

Тюремный покинуть подвал.

Но имя герой иудейский

Сиона врагам не назвал.

Молчал до последнего вздоха,

Как те ни пытали его,

Он „р“ выговаривал плохо

И очень стеснялся того.

С улыбкой мимолетной на устах…

С улыбкой мимолетной на устах,

В поток различных мыслей погруженный,

Брожу порой в общественных местах,

Толпой сограждан плотно окруженный.

Как мне они физически близки,

Те, за кого пред небом я в ответе -

Солдаты, полотеры, рыбаки,

Саксофонисты, женщины и дети.

Предмет их лихорадочных надежд,

Весь замираю от стыда и муки,

Когда моих касаются одежд

Их грязные доверчивые руки.

Чем я могу помочь несчастным им,