Именно к этому времени относится ее портрет, где она изображена вместе с супругом Павлом Петровичем. Она все так же привлекательна, элегантна, интеллигентна и женственна. Время не обезобразило ее черты – лицо, как и прежде, правильно, но стало более определенным, четким. Все так же темны и густы волосы, причесанные на прямой пробор и закрывающие ушки. Многочисленные роды не испортили фигуру – «отрадно полную, но совсем не купечески жирную». Закрытое платье с широкими рукавами и кружевным воротником богато украшено шитьем и воланами. Это портрет барыни и хозяйки – энергичной, жизнелюбивой, деятельной, решительной, с развитым чувством долга. Явственно ощущается ее самодостаточность, критический склад ума, пытливость.
Здоровье главы семьи все более ухудшалось. Он болел тяжело, мучительно, долгие годы. Анне Ивановне приходилось напрягать все качества своей богатой натуры: самой управлять имениями, решать множество практических вопросов, основательно входя во все управленческие тяготы. Хозяйство она вела самовластно. Была способной к крутым и решительным мерам, когда затрагивалась ее интересы или самолюбие.
Страстно любя своих детей, Анна не забывала и племянницу Юлию. Девушка занимала в ее сердце определенное место. Ее робкие попытки самовыражения в стихах вызывали в тетушке теплое чувство сопричастности. Анна Ивановна помогла племяннице состояться как поэтессе, почувствовать вкус к самому процессу написания стихотворений.
Достижения дочери в ученье, попытки приобщиться к непонятному ему, но уважаемому миру поэзии, несколько примирили с ее существованием и Валериана Жадовского. Он снова женился, обзавелся еще одним сыном – будущим моряком – и похоже, намеревался оставить ему все состояние. Но и новым его домочадцам не была суждена долгая жизнь. Тогда он вспомнил о Юлии и счел возможным показать девушку ярославскому обществу.
В Государственном архиве Ярославской области хранятся документы, в которых указывается, что Юлия Валериановна Жадовская «получила 2 мая 1841 года от отца по дарственной 9 душ крепостных по деревне Головино Любимского уезда Ярославской губернии; в тот же день купила у отца ещё 10 душ крепостных по той же деревне за 1050 руб». Эти люди должны были обеспечивать удобство существования его калечной дочери.
Как передовой человек мореман решил дать Юлии образование в женской гимназии – и современно, и как еще сложится с поэзией – неясно, а окончив гимназию, она обеспечит себе будущее, сможет преподавать, например, литературу и историю.
Неожиданно оказалось, что преволюмьенских знаний для гимназии недостаточно. Следовало поправить дело, возобновив занятия с репетитором. В качестве домашнего учителя друзья порекомендовали уже знакомого с Юлией Петра Перевлесского, который как раз определен был на должность преподавателя русской словесности и логики в Ярославскую гимназию и уже опубликовал в «Москвитянине» статью «Свадебные обряды и обыкновения у крестьян Ярославской губернии» (1842). Была ли то наивная интрига друзей, желавших устроить судьбу молодого разночинца и знатной, но обделенной судьбой девушки, или случайность – теперь уже невозможно установить.
От полноты чувств Юлия писала стихи, не всегда удачные, но очень искренние. Позже Юлия рассказывала, как ей хотелось открыть душу своему наставнику. «В продолжение трех уроков она “угощала” его своими стихами, ученическими, несовершенными: имеются в виду стихотворения “Светит солнышко приветно”, “Осень” и «Из псалма XI», а на четвертый урок представила стихотворение “Лучший перл таится…” Молодость и поэзия сделали свое дело: преподаватель и его ученица полюбили друг друга. Любовь кружила голову и совершенствовала поэтический дар Юлии.
Возлюбленный втайне от ученицы отправил в Москву ее знакомцу М. П. Погодину и этнографический очерк «Проводы масленицы в Буйском и Солигалицком уездах» и маленький шедевр – «Лучший перл…» Они были напечатаны в 1843 году в 12-й книжке журнала «Москвитянин».
Именно это стихотворение привлекло внимание Гоголя, он переписал его своей рукой. Позже стихотворение высоко оценил Добролюбов. Здесь выражено кредо Жадовской, которое, возможно, было близко и Гоголю. Впоследствии она скажет: «Я не сочиняю стихи, а выбрасываю на бумагу, потому что эти образы, эти мысли не дают мне покоя, преследуют и мучают меня до тех пор, пока я не отвяжусь от них, перенеся их на бумагу».
Отец был очень доволен успехами, которые сделала его дочь в словесности, и прибавил учителю жалованье. Достижения дочери он воспринимал как собственные.