Стихи и слезы и любовь. Поэтессы пушкинской эпохи

Кто бы мог подумать, что простой мальчик из рязанской глубинки внесет столь ощутимый вклад в языкознание и российскую педагогику в целом. Перевлесский подготовил известные учебные пособия, по которым занимались многие поколения школьников. Его «Славянская грамматика с изборником» много раз переиздавалась, и в предисловии к десятому изданию его преемник в науке засвидетельствовал: «Эта книга оставалась любимою во всех школах, по которым она расходилась в десятках тысяч экземпляров. Приготовить детей к легчайшему уразумению правил не иначе можно, как предпосылая правилам примеры. Чтобы дети могли припоминать себе учительские объяснения, для этого нужно помещать их тут же вслед за примерами, а правила, как результат всего этого, должны быть изложены в конце их. И как объяснения, так и самые правила должны быть утверждены примерами из классических отечественных писателей… По этой методе изучение правил языка идет рука об руку с развитием мышления, преподавание делается наглядным, осязательным для ученика и, следовательно, для него более интересным».

В 1851 году Перевлесский вызвал неудовольствие попечителя Московского учебного округа графа С. Г. Строганова своей статьей «О пуризме в чтении русских писателей юношеству», о которой, однако, одобрительно отозвались «Отечественные записки»: «Г-н Перевлесский в умной и дельной статье своей решает вопрос, что надо читать в классе. Он справедливо вооружается против тех отсталых пуристов, которые суют в руки одного только Карамзина и страшной опалой карают, например, Гоголя, тогда как многие произведения последнего могут и должны быть читаны в класс».

О выговоре, сделанном за статью графом Строгановым, Перевлесский рассказывал в письмах Жадовской, желая выговориться сочувствующей душе. Однако Строганов ограничился лишь выволочкой, а после его ухода с поста педагогу пришлось оставить Москву: новый попечитель приказал перевести его инспектором в Костромскую гимназию. Только отличные рекомендации помогли ему найти службу в Петербурге. Благодаря покровительству влиятельных знакомых Перевлесский смог получить место адъюнкт-профессора в Александровском лицее.

Юлия забеспокоилась, что новые впечатления, новые интересные лица совсем отвлекут ее друга от старой сердечной привязанности. Он утешал ее: «Вы боитесь за Петербург, что он омут забвения и эгоизма, – не напрасны ли Ваши опасения, если Вы не перестали знать меня все тем же, и заключаете чудными, многозначительными словами: “Было бы Вам лучше…” Как и чем я в состоянии отблагодарить Вас за Ваши нежные заботы обо мне? Их не умаляют даже сплетни, перенесенные к Вам досужими говоруньями. Из Петербурга проеду в Я(рослав)ль; не увижу Вас – увижу Ваш портрет – с меня и того будет довольно. Будем жить, как судьба велит».

Видно, что возлюбленный погас, смирился, но Юлия – нет. Опять, как и прежде, сильные движения души подвигали ее к поэтическим выплескам. Результатом должен был стать второй сборник стихов, который она увлеченно готовила к изданию. Этот период оказался для поэтессы особенно плодотворным. Произведения повзрослевшей Жадовской отличались тонким психологизмом, освещением переживаний женской души, противоречивости мечтаний, размышлениями об идеальных чувствах. Мотивы ее стихотворений – оплакивание любви, задушенной в ее расцвете, воспоминания о любимом человеке, смиренное преклонение перед судьбой, созерцание все примиряющей природы, надежда на небесное счастье и горькое сознанье пустоты жизни. Повествование в ее поэзии сконцентрировано вокруг личности лирической героини, отсюда ее глубокая исповедальность.

В одном из писем Ю. В. Жадовская писала: «Мне жаль тех, кто не любил; вот от чего мне часто, глядя на молодость, страждущую душевной зимой, приходят на память слова Спасителя: ”за множество грехов отнимется у многих способность, или благодать любви”. Любить! Что была бы для меня теперь любовь? Огнистая, мимолетная струя падучей звезды…»

С сожалением вспоминала Юлия о зарытом в землю (читай: погребенном в мелочных житейских заботах) поэтическом таланте тетушки Анны Готовцевой-Корниловой. С некоторым превосходством думала она теперь о ее судьбе. У той было все, чтобы засверкать звездой на поэтическом небосклоне – талант, красота, признание знаменитых современников. Но она выбрала другой удел: погрузилась в семейные проблемы, опростилась. Иссяк источник вдохновения. Все меньше времени оставалось на творчество, большинство ее стихов так и остались неопубликованными; связь с литературными кругами практически прервалась.

Когда умер от рака муж Готовцевой, Павел Петрович Корнилов, ответственность Анны Ивановны как главы семьи еще более возросла. Она похоронила супруга в селе Введенском в приходе родовой усадьбы Корниловых Зиновьево (ныне пос. Кирово, в 32 км от Костромы). Унаследовав его имение с несколькими деревнями, она стала настоящей деревенской барыней, управляла хозяйством еще пять лет, после чего передала все права сыновьям.