Читаем Стихи из планшета гвардии лейтенанта Иона Дегена полностью

Стихи из планшета гвардии лейтенанта Иона Дегена

Ион Деген , Ион Лазаревич Деген

Биографии и Мемуары / Документальное18+

Деген Ион

Стихи из планшета гвардии лейтенанта Иона Дегена

Ион Деген

Стихи из планшета гвардии лейтенанта Иона Дегена

НАЧАЛО

Девятый класс окончен лишь вчера.

Окончу ли когда-нибудь десятый?

Каникулы - счастливая пора.

И вдруг - траншея, карабин, гранаты,

И над рекой до тла сгоревший дом,

Сосед по парте навсегда потерян.

Я путаюсь беспомощно во всем,

Что невозможно школьной меркой мерить.

До самой смерти буду вспоминать:

Лежали блики на изломах мела,

Как новенькая школьная тетрадь,

Над полем боя небо голубело,

Окоп мой под цветущей бузиной,

Стрижей пискливых пролетела стайка,

И облако сверкало белизной,

Совсем как без чернил "невыливайка".

Но пальцем с фиолетовым пятном,

Следом диктантов и работ контрольных,

Нажав крючок, подумал я о том,

Что начинаю счет уже не школьный.

Июль 1941 г.

РУСУДАН

Мне не забыть точеные черты

И робость полудетских прикасаний

И голос твой, когда читаешь ты

Самозабвенно "Вепхнис тхеосани".*

Твоя рука дрожит в моей руке.

В твоих глазах тревога: не шучу ли.

А над горами где-то вдалеке

Гортанное трепещет креманчули.

О, если бы поверить ты могла,

Как уходить я не хочу отсюда,

Где в эвкалиптах дремлют облака,

Где так тепло меня встречают люди.

Да, это правда, не зовут меня,

Но шарит луч в ночном батумском небе,

И тяжкими кувалдами гремя,

Готовят бронепоезд в Натанеби.

И если в мандариновом саду

Я вдруг тебе кажусь чужим и строгим,

Пойми,

Ведь я опять на фронт уйду.

Я должен,

Чемо геноцвали гого**.

Не обещаю, что когда-нибудь...

Мне лгать ни честь ни сердце не велели.

Ты лучше просто паренька забудь,

Влюбленного в тебя. И в Руставели.

Весна 1942 г.

*"Витязь в тигровой шкуре".

** Моя любимая девушка (груз.)

ИЗ РАЗВЕДКИ

Чего-то волосы под каской шевелятся.

Должно быть, ветер продувает каску.

Скорее бы до бруствера добраться.

За ним так много доброты и ласки.

Июль 1942 г.

ОСВЕТИТЕЛЬНАЯ РАКЕТА

Из проклятой немецкой траншеи

слепящим огнем

Вдруг ракета рванулась.

И замерла, сжалась нейтралка.

Звезды разом погасли.

И стали виднее, чем днем,

Опаленные ветви дубов

и за нами ничейная балка.

Подлый страх продавил моим телом

гранитный бугор.

Как ракета, горела во мне

негасимая ярость.

Никогда еще так

не хотелось убить мне того,

Кто для темного дела повесил

такую вот яркость.

Июль 1942 г.

ЖАЖДА

Воздух - крутой кипяток.

В глазах огневые круги.

Воды последний глоток

Я отдал сегодня другу.

А друг все равно...

И сейчас

Меня сожаление мучит:

Глотком тем его не спас.

Себе бы оставить лучше.

Но если сожжет меня зной

И пуля меня окровавит,

Товарищ полуживой

Плечо мне свое подставит.

Я выплюнул горькую пыль,

Скребущую горло,

Без влаги,

Я выбросил в душный ковыль

Ненужную флягу.

Август 1942 г.

647-Й КИЛОМЕТРОВЫЙ СТОЛБ

СЕВЕРО-КАВКАЗСКОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ

ДОРОГИ.

Маслины красивы под ветром.

Сверкают лиловые горы.

Но мрачный отсчет километров

Заметил я у семафора.

Не снится километровый,

Увы, этот столб мне не снится.

Шестьсот сорок семь до Ростова,

А сколько еще до границы!

Я знаю, что вспомнят когда-то,

Как сутки казались нам веком,

Как насмерть стояли солдаты

Вот здесь, у подножья Казбека.

...Противны мне, честное слово,

Белесые листья маслины.

Шестьсот сорок семь до Ростова,

А Сколько еще до Берлина!

Октябрь 1942 г.

Воздух вздрогнул.

Выстрел.

Дым.

На старых деревьях

обрублены сучья.

А я еще жив.

А я невредим.

Случай?

Октябрь 1942 г.

СОСЕДУ ПО КОЙКЕ.

Удар болванки...

Там...

Когда-то...

И счет разбитым позвонкам

Ведет хирург из медсанбата.

По запахам и по звонкам

Он узнает свою палату.

Жена не пишет.

Что ж, она...

Такой вот муж не многим нужен.

Нашла себе другого мужа.

Она не мать.

Она - жена.

Но знай,

Что есть еще друзья

В мужском содружестве железном.

И значит - раскисать нельзя.

И надо жить

И быть полезным.

Декабрь 1942 г.

Я не мечтаю о дарах природы,

Не грежу об амброзии тайком.

Краюху мне бы теплую из пода

И чтобы не был этот хлеб пайком.

Февраль 1943 г.

И даже если беспредельно плохо,

И даже если нет надежды жить,

И даже если неба только крохи

Еще успеешь в люке уловить,

И даже если танк в огне и в дыме,

И миг еще - и ты уже эфир,

Мелькнет в сознанье:

Танками другими

Планете завоеван будет мир.

Лето 1943 г.

Сгоревший танк

на выжженом пригорке.

Кружат над полем

черные грачи.

Тянуть на слом

в утиль

тридцатьчетверку

Идут с надрывным стоном тягачи.

Что для страны

десяток тонн металла?

Не требует бугор

благоустройства.

Я вас прошу,

чтоб вечно здесь стояла

Машина эта

памятник геройству.

Лето 1943 г.

КУРСАНТ.

(Уцелевшие отрывки из поэмы).

Мой товарищ, мы странное семя

В диких зарослях матерных слов.

Нас в другое пространство и время

Черным смерчем войны занесло.

Ни к чему здесь ума наличность,

Даже будь он, не нужен талант.

Обкарнали меня. Я не личность.

Я сегодня "товарищ курсант".

Притираюсь к среде понемножку,

Упрощаю привычки и слог.

В голенище - столовую ложку,

А в карман - все для чистки сапог.

Вонь портянок - казарма родная

Вся планета моя и весь век.

Но порой я, стыдясь, вспоминаю,

Что я все же чуть-чуть человек.

То есть был. Не чурбаны, а люди

Украину прошли и Кавказ.

Мой товарищ, ты помнишь откуда

В эти джунгли забросило нас?

Ты помнишь?

Там, Казбек лилово-белый,

Щемящая краса терских стремнин

И песни смерти... Как она нам пела

Мелодии снарядов, пуль и мин.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева

«Идеал женщины?» – «Секрет…» Так ответил Владимир Высоцкий на один из вопросов знаменитой анкеты, распространенной среди актеров Театра на Таганке в июне 1970 года. Болгарский журналист Любен Георгиев однажды попытался спровоцировать Высоцкого: «Вы ненавидите женщин, да?..» На что получил ответ: «Ну что вы, Бог с вами! Я очень люблю женщин… Я люблю целую половину человечества». Не тая обиды на бывшего мужа, его первая жена Иза признавала: «Я… убеждена, что Володя не может некрасиво ухаживать. Мне кажется, он любил всех женщин». Юрий Петрович Любимов отмечал, что Высоцкий «рано стал мужчиной, который все понимает…»Предлагаемая книга не претендует на повторение легендарного «донжуанского списка» Пушкина. Скорее, это попытка хроники и анализа взаимоотношений Владимира Семеновича с той самой «целой половиной человечества», попытка крайне осторожно и деликатно подобраться к разгадке того самого таинственного «секрета» Высоцкого, на который он намекнул в анкете.

Юрий Михайлович Сушко

Биографии и Мемуары / Документальное