– Ты отстранен. И я отменил срочное собрание городского совета. Даже не спорь. Возвращайся домой, – он тяжело вздохнул и кивнул в сторону кабинета. – Я сам займусь, от этого жирного борова толку не дождешься! Клятый пьяница!..
Я не стал спорить с церковником. Вместо этого я нашел Януша и попросил сообщать мне обо всех действиях городской стражи, отца Валуа и даже кардинала. Но прежде всего мне надо было заняться Лидией. Она говорила, что нашла Алекса. Было ли это блефом? Но профессор ей поверил, когда она упомянула о прокушенном пальце. А с другой стороны, откуда она могла об этом узнать? Едва ли Алекс рассказал бы ей такие подробности. Она могла просто заметить укус и на ходу придумать. В любом случае, ее непременно надо было вывести из забытья. Чем дольше она остается в таком состоянии, тем выше риск, что об ее участии в этом деле станет известно. Господи, и за какие грехи ты меня караешь?
В лавке мастера-кукольника было шумно. Почтенное семейство выбирало куклу для своей маленькой дочери. Рыжеволосое создание голосило на всю лавку, требуя непременно вон ту большую, с голубыми глазами. Отчаявшаяся мать пыталась призвать девочку к порядку, а отец семейства с внушительным животом невозмутимо торговался с мастером. От детского крика у меня звенело в ушах. Я на секунду представил на ее месте Лидию с куда более сильным голосом, и мне стало плохо.
– Что желаете, господин инквизитор? – учтиво спросил мастер.
На меня смотрели несколько десятков стеклянных глаз разных оттенков. Куклы казались пугающе живыми. Их фарфоровые лица в обрамлении вьющихся локонов улыбались или печалились, протягивая ко мне искусно сделанные пальчики.
– Мне нужна… большая и красивая.
– Понимаю, – улыбнулся мастер. – Тогда взгляните на эту. Чудесная Лилит с белокурыми локонами и синими глазами, мечта любой девочки, платье из мирстенских кружев и себярского шелка.
Кукла чем-то неуловимо напомнила мне Лидию.
– Сколько?
– Пятьдесят, – угодливо поклонился старик.
– Сколько? – переспросил я. – Пятьдесят чего? Золотых?
– Да, ваша святость. Локоны из конского волоса. Тончайший фарфор. Взгляните на глаза. Это же окорчемское стекло. Его блеск будет радовать вашу девочку и сохранится для ее детей, и детей ее детей…
У меня в кармане было всего десять золотых. Я уже досадовал на себя, что зашел в эту лавку. Надо было выбрать попроще, на рыночной площади нашлись бы торговцы обычными деревянными куклами. С другой стороны, Лидия наверняка была балованным ребенком и привыкла к дорогим игрушкам.
– Если у вас с собой столько нет, – торопливо сказал старик, как будто прочитав мои мысли, – то нестрашно. Вы можете оставить расписку.
– Спасибо, но это слишком дорого, – мое месячное жалованье составляло всего сорок золотых. – У вас же есть что-нибудь подешевле?
Мастер недовольно подкрутил длинные седые усы, потом кивнул.
– До десяти золотых, пожалуйста, – торопливо попросил я.
– Тогда, увы, – развел руками старик. – Самая дешевая кукла здесь стоит двадцать пять золотых.
Демон! Видеть еще одну истерику Лидии я совершенно не хотел.
– Показывайте за двадцать пять.
В результате я ушел из лавки с Лилит, справедливо рассудив, что нервы дороже месячного жалованья.
В экипаже я отложил подарок в сторону и вытащил дневник. Даже держать его в руках было противно, словно он насквозь пропитался пороком и болью. Стараясь не вчитываться подробно, я перелистывал его в поисках описания, как действует отвар забвения.
«Память возвращается к Фариду, чтобы я не делал. Надо попробовать усилить дозу…»
«Ивер – мой новый пациент. Я должен преуспеть. Как же он красив, но нельзя оставить его у себя. Его родители очень богаты. Это мой шанс. Он страдает навязчивыми состояниями, не может выходить в свет…»
Господи, неужели речь идет об Ивере Арметино? Внуке помчика Арметино, который в родстве с князем?
«У меня получилось! Я дал ему отвар. Он вновь стал ребенком, доверчивым и послушным. Лука вытащил его страхи. Смешно, но этот мальчик боится воды… Я не стал ждать и сразу же подарил ему свою любовь. Добавить кошачью траву в отвар оказалось удачной мыслью, пациенты не противятся. Но плохо, что после этого память возвращается быстрей. Но теперь он помнит лишь меня. Он забыл, как тонул в пруду. Помнит лишь мою ласку… Какой же он сладкий и юный… Надо будет повторить курс лечения…»
Я отшвырнул от себя дневник, сжав руки в кулаки. Мерзкий больной ублюдок! Он до последнего не понимал, что калечит несчастных, искренне полагая себя их спасителем… Господи!
В доме вкусно пахло медом и молоком. Я заглянул на кухню и увидел Эжени, которая вымешивала сладкое тесто. Все сияло чистотой и порядком, словно здесь и не пронесся несколько часов назад ураган по имени Лидия. Я положил коробку с куклой и присел, только сейчас, в тишине и уюте этого дома осознав, насколько вымотался за последние дни.
– Где Лидия? Она хорошо себя вела?
Экономка оторвалась от вымешивания и плюхнула пластичный комок теста на стол, подняв в воздухе небольшое облако муки.