Стихийный мир. Дракон-вампир

— А люди, получается, вам подчиняются? — уточнила я.

— Да, — кивнул он. — В империи Огненной луны, к примеру, около ста миллионов человек. В Айреморе — сорок миллионов…

Я нахмурилась.

— Так, погоди… — немного кашлянула, пытаясь заново втянуться в разговор, словно и впрямь ничего не случилось. — Но ты не рассказал, почему драконов, то есть аватаров огня, так мало? Почему только ты один?

— Не я один, — покачал головой Сициан. — Ещё мой сын Элар и дочь Анаис. Но Анаис пока не умеет перевоплощаться и вряд ли научится, а Элар делает это неуверенно. Его дракон слаб.

— Так а где же остальные? И почему Анаис не научится?

Дож пожал плечами. Складка между его бровей так и не разгладилась.

— Аватаров не может быть много, — ответил он. — Таков закон природы. Во все времена в среднем драконов одновременно существовало не более трех или четырех. Максимум в геносе Огненной луны семь сотен лет назад было девять взрослых драконов, вступивших в силу. Но это единственный раз за всю историю от сотворения мира. Наша империя тогда переживала свой рассвет.

— А в чем… сложность? — осторожно спросила я, не вполне понимая. Казалось бы: рожай себе драконят да рожай. Делов-то куча, правда?..

— Не все дети драконов становятся драконами, — ответил дож и все же коротко взглянул на меня. — Большинство остаются простыми людьми.

Вот теперь все потихоньку начало вставать на свои места. От внезапной новости я даже позабыла о своих переживаниях.

— Вот, значит, почему твои аурии должны быть сильными чарогницами, — кивнула я. — И вот почему их должно быть много. Если предположить, что драконом становится один ребенок, скажем, из десяти, то тебе уже придется неплохо так поработать, — я сдавленно и нервно усмехнулась. Дож не перебивал, внимательно наблюдая за моими умозаключениями. — А если один из сотни?

Мне даже поплохело. А проклятая ревность где-то внутри ощерилась ежовыми иглами и начала кататься вдоль и поперек по желудку. Туда-сюда, туда-сюда…

Нет уж, столько соперниц за сердце дожа я явно не потяну. Даже если вспомнить, что мои чувства ненастоящие, это все равно оставалось тяжелым знанием.

Дож так ничего и не сказал. Но, судя по его спокойному лицу, ошибки в моих размышлениях не было.

— Это ужасно, — наконец резюмировала я, не сдержавшись. — Терпеть столько любовниц рядом. — Апотом поспешно добавила, поймав ставший чуть насмешливым взгляд: —Это было бы ужасно, если бы мне было до этого хоть какое-то дело.

И, сжав губы, сложила руки на груди, тоже отвернувшись.

— А тебе нет до этого дела? — уточнил дож мягко.

— Правильно, — кивнула в ответ. — Я за честность. А между нами нет честности, мои чувства ненастоящие, а ты сделал меня лаурией только в благодарность за новость о заговоре. Поэтому количество твоих любовниц, вашество, меня совершенно не беспоко…

— А как живут мужчины и женщины в твоем мире? — вдруг спросил дож, внимательно взглянув на меня. И что-то было в его взгляде такое, что пронзило меня насквозь.

По позвоночнику вниз спустился жар.

— О чем тут рассказывать? — неуверенно бросила я. — Наверняка люди у вас живут так же. Есть мужчина и женщина, они выбирают друг друга один раз и на всю жизнь…

В голове, как назло, мелькнуло воспоминание о повторных браках, об изменах и полигамной любви. Я покраснела, дож приподнял бровь.

— Один раз и на всю жизнь? — переспросил он, и я поняла, что он снова видел часть моих воспоминаний.

Как же это ужасно неудобно!

Я прикусила губу и отвернулась. Но неожиданно Сициан не стал переспрашивать. Вместо этогоон задал совсем другой вопрос:

— Значит, о такой семье ты мечтаешь?

Поднял руку и медленно коснулся кончиками пальцев моей кисти, что сжимала край столешницы. Провел вверх, оставляя горячую дорожку.

— Какая вам разница, о какой семье я мечтаю? Я же просто… — слова застревали в горле. Дож не дал договорить:

— У нас в империи мужчина тоже выбирает себе одну женщину и связывает себя с ней узами брака, но при этом он имеет право заводить столько рий, сколько сможет купить и обеспечить. И с каждой из них он может иметь… — мужчина на миг прервался, его голос стал насыщеннее и глубже, — эротическую связь.

Пальцы дожа тем временем поднялись выше и остановились на моем плече, выводя там медленные жгучие рисунки.

Дышать стало сложно.

— А женщина? — тихо выдохнула я.

— Что женщина?

— Тоже может иметь столько любовников-риев, сколько пожелает?

Дож хмыкнул, его глаза на миг даже удивленно распахнулись.

— Конечно, нет. Только мужчина. Если у благородной женщины появится любовник, она превращается в рию.

У меня от возмущения аж дыхание перехватило.

— Но это же… нельзя так! — ахнула я. — Это нечестно!

Дож снисходительно улыбнулся, склонив голову набок, а затем коснулся пальцами моих волос, рассыпавшихся по плечам.

— Странный цвет, Александра, — просто взял и перевел тему он. — Такой цвет в твоем мире считается нормальным?

От неожиданности я все слова растеряла. Но движения его пальцев, перебирающих мои пряди, были настолько восхитительны и приятны, что, честно говоря, позабыть все на свете было немудрено.