Стихотворения

На Сретенке ночной надежды голос слышен.Он слаб и одинок, но сладок и возвышен.Уже который раз он разрывает тьму…И хочется верить ему.Когда пройдет нужда за жизнь свою бояться,тогда мои друзья с прогулки возвратятся,и расцветет Москва от погребов до крыш…Тогда опустеет Париж.А если всё не так, а всё как прежде будет,пусть Бог меня простит, пусть сын меня осудит,что зря я распахнул напрасные крыла…Что ж делать? Надежда была.

Песенка

Совесть, благородство и достоинство —вот оно, святое наше воинство.Протяни ему свою ладонь,

за него не страшно и в огонь.Лик его высок и удивителен.Посвяти ему свой краткий век.Может, и не станешь победителем,но зато умрешь как человек.

«Приносит письма письмоносец…»

М. Козакову

Приносит письма письмоносецо том, что Пушкин — рогоносец.Случилось это в девятнадцатом столетье.Да, в девятнадцатом столетьевлетели в окна письма эти,и наши предки в них купались, словно дети.Еще далече до дуэли.В догадках ближние дурели.Всё созревало, как нарыв на теле… Словом,еще последний час не пробил,

но скорбным был арапский профиль,как будто создан был художником Луневым.Я знаю предков по картинкам,но их пристрастье к поединкам —не просто жажда проучить и отличиться,но в кажущейся жажде местипреобладало чувство чести,чему с пеленок пофартило им учиться.Загадочным то время было:в понятье чести что входило?Убить соперника и распрямиться сладко?Но если дуло грудь искало,ведь не убийство их ласкало…И это всё для нас еще одна загадка.И прежде чем решать вопросыпро сплетни, козни и доносы

и расковыривать причины тайной мести,давайте-ка отложим этои углубимся в дух поэта,поразмышляем о достоинстве и чести.

Звездочет

Что в подзорные трубы я вижу,поднимаясь на башню во мгле?Почему так печально завишуот чего-то былого во мне?И, смотря с высоты виноватона уснувшую пропасть Арбата,отчего так поспешно и вдругинструмент выпускаю из рук?Спят в постелях своих горожане,спят с авоськами, спят с гаражами,спят тревожно на правом боку…Изготовилось тело к прыжку.

Вот из пятен ночного туманапоявляется вдруг вдалекемоя стройная старая мама —чемоданчик фанерный в руке.Он, пожалуй, минувшая мода,но внутри, словно в дебрях комода,что давно развалиться готов,фотографии прежних годов.Память, словно ребенок, ранимаи куда-то зовет и зовет…Всё печально, что катится мимо,всё банально, что вечно живет.И живу я вот с этой виноюна двадцатом ее этажемежду тою и этой войною,не умея спуститься уже.

«В больничное гляну окно, а там за окном — Пироговка…»