Стихотворения

Итак, светлейший король, кто-нибудь из этих болтунов еще будет порицать и обвинять меня в том, что я писал о любви (без которой их самих не было бы среди смертных) и издал четыре книги под защитой и покровительством твоего имени, в которых я, кроме того, отвращаю юношей, весьма склонных к этому самому чувству (ибо «путь указует природа сама»), от обманов и от коварных ласк дурных женщин, и учу остерегаться сближения (как часто напоминает мудрец) и общения с блудницами, отпугивая их примером тех, кто из-за гнусной любви доведены были до величайших бедствий, нищеты, извращения ума и рассудка, величайших несчастий и убийств и бесконечно многого в этом роде, что способствует этому властнейшему чувству. Те, которые прочтут или услышат эти мои стихи, пусть учатся, мечтатели, жить и держать себя в границах скромности и воздержности. Ведь эта страсть, если кто ей даст пищу или введет в обычай, не знает ни меры, ни разума. Но, может быть, меня опять призовут к суду эти мошенники и будут обвинять меня, будто я рассеваю что-то нескромное, постыдное и грязное, какие-то щекочущие и возбуждающие стихи, которые оскверняют и опьяняют чистый слух невинных юношей? Признаемся все же благородно и ответим им не иначе, как в своем Предисловии наша саксонская поэтесса Гросвита своим хулителям: «Пишущий о любви должен сочинять не только слова, но также поступки и мысли тех, которые испытывают это чувство», и это согласуется с поэтикой и не чуждо течению любви. Поэтому поскольку они читали книгу Иова и Соломонову qöhelset, которая называется «О мудрости», то пусть они знают (как пишет толкователь в изложении этой книги), что те не всегда говорили своими устами, но иногда устами глупцов, и это сделано искусно и преднамеренно, чтобы разумный читатель узнал бы слова и мысли и умного и глупого, — что и я вслед за ними довольно часто делал в элегиях. Так что если они вообще отказывались быть до сих пор честными судьями в моих делах, то пусть они, пожалуйста, примут в качестве платежа среди моих игривых стихотворений (которых здесь не так уж много, да и то сам предмет того требовал) приведенные мною места из философии — из величайших платоников, пифагорейцев, перипатетиков и даже Эпикура, которого нравственнейший Сенека повсюду хвалит и приводит в своих книгах; и что это мною сделано так затем, чтобы повествование о любви не было сомнительным, пустым, бесполезным, бесплодным и не было скупым, постным и сухим; пусть, как в сказках, читатели весело смеются, смешав серьезное с шуткой, и пусть, как на пирах, наслаждаются разнообразием предметов.

Прими же, король мой Цезарь Август Максимилиан, этот плод моих десятилетних бессонниц, в котором ты узришь нашу Германию как бы на маленькой карте, — и ее четыре стороны, и истоки и устья наших славных рек, и сколькими тысячами русел они текут к морям, и насколько наша Германия распространяется в стороны Италии, Галлии, Паннонии, Дакии и Сарматии — благодаря твоей, славный король, и прежних германцев доблести и военной славе. Прими также новое и всеобщее описание Германии в нынешнем ее состоянии, написанное эпическим стихом. Сверх того, прими описание происхождения, расположения, установлений, нравов и красот именитейшего Нюрнберга, который ныне является имперским городом, — каковую книгу вместе с житием божественного Себальда, покровителя этого города, посвященную Нюрнбергскому сенату, я приготовил к печати совместно с этими моими книгами о любви, чтобы Герцинский лес, столь широко и далеко простирающийся по Германии, и его племена и города, и все, что об этих племенах и местах вмещено в слова, употребленные у знаменитых писателей, стало понятно людям, которые этими вещами занимаются, и чтобы они воочию представляли писаную картину этого леса, достопамятного в целом мире ради его величины. Сверх того прими «Дианино действо» и панегирики в честь корпорации, учрежденной для поэтов и математиков. Пусть иные хвалятся, что они объехали и увидели Галлии, Испании, и обе Сарматии, и Паннонию, и даже заморские земли. Я же считаю, что не меньшей славы достоин германец, приверженный к философии, который видел и наблюдал пределы и рубежи своего отечества и языка и различные в разных его племенах обычаи, законы, наречия, святыни, уклады, душевные чувства и даже облик и телосложение. И все, что в прославленной Германии, которая в руках у тебя, мною охвачено с помощью наших германских божеств и при защите и поддержке твоего прославленного величества, я изложу в четырех книгах в картинах отдельных племен.

Будь же здоров, король и Цезарь Август, достойнейший судия и правитель Римской империи и наша всегдашняя краса и защита!

Послано сие из Нюрнберга, ученого нашего прибежища, а писано в доме Вилибальда Пиркхаймера, патриция и сенатора, мужа высокообразованного и в обоих языках, латинском и греческом, весьма ученого. Остальные же части моего тебе панегирика ты вскоре получишь в предисловиях к книгам моих од и ста эпиграмм.