Стихотворения. 1915-1940 Проза. Письма. Собрание сочинений

Чтоб родиться — нужно умереть.В тленье кануть — в тлении сгореть.Ты не бойся тела: плотью дух сожги.Все безумства мира, все пути — твои.Синий пламень… Синяя река…Синий пламень… Первая строка…Дрогнула завеса. Ярый, золотойВсходит мир телесный — юный мир земной.

133. «Но ты ушла… И долго, долго наизусть…»

Но ты ушла… И долго, долго наизустьЯ повторял и шелесты, и мглу, и звезды,И за окном плюща свисающие грозды,И вдоль гардин луны стекающую грусть.

Твой четкий шаг, твой тихий шаг вдали угас…В секунды обернувшись, в мерное звучанье,Он повторял за мной и звезды и молчанье,Врастая в пустоту, в огромный ночи час.

134. «Я у стола, непризнанного Богом алтаря…»

Я у стола, непризнанного Богом алтаря,Где ум сгорал и сердце в муках задыхалось,В бореньи изнемог… Скончалась ночь. Горит заря.И ветр в окно летит. Метет крылом усталым.Убить себя? Иль в лавку побежать за табаком —Не разберу. Дышу… Дышу… И засыпаю!Но сердце вновь: как стану жить людским, незрячим днем?..И слышу плеск и вижу взлет воздушной стаи.Взлететь? О, если б можно вздыбить лоно бытия

И разбросать судьбы бесчувственные звенья!Но ты, судьба, не можешь быть иною. Ты — земля.И в мудрости всеутишающего тленья —И смерть и жизнь, две тени без лица, подруги двеОбъемлют мир, в моей сдружились голове,Толкаемой, как все, к суровому пределу.И служат общему досмысленному делу.

135. «О, тишина, о, веянье миров…»

О, тишина, о, веянье миров,Давно померкших и гонимыхПустот зиянием. Шатание гробовВ провалах бездн неисчислимых.Ни шороха, ни мысли, ни лица…

Круженье или тень круженья.Безликой тьмы — без меры — без концаБезликое предназначенье.Но где-то там — нигде и никогда —Сквозь мрак гробов бежит мерцанье,Но где-то там — нигде и никогда —Мечта влачит существованье.И снятся ей цветущие миры,Дневных лучей ликующее благоИ зори тихие… Извечный сон зариНад тьмы безмерным саркофагом.

136. «Я сердце нежностью великой…»

Я сердце нежностью великойОбременил. Закрыл глаза.

С ночного горестного ликаСкатилась черная слеза.И вновь, и вновь дурман клубитсяВ моей душе, в чужой стране.Неповторимое мне снится,Свиваясь музыкой на дне.И там на дне — в теплице боли, —В плотском предчувствии глухом,Какая глубина неволиЗа неразгаданным стеклом!Но меркнет, остывает тело.Восходит день, и не пойму,Чего оно во тьме хотело,Зачем противилось уму.

137. «Черней твоих воскрылий нет…»