Да, бредил я, и бред тот был мне сладок. А впрочем, я могу свободно бредить. Уж я — не князь, я больше не светлейший, Я — перст, я — прах, я — только человек. О Господи! Зачем ты дал мне разум? Ты в душу мне вложил любовь и гордость, Ты дал мне власть и упоенье властью. Ты всё мне дал, чтоб разом всё отнять. Вот я теперь могу дышать, молиться, И чувствую, и мыслю, и ропщу, А завтра то, что мыслило, роптало, Безжизненным, негодным трупом будет! О Господи! Почто ж мятемся всуе? Зачем мы жизнь, столь полную невзгод, Столь краткую и немощную жизнь, Еще враждой пятнаем безрассудной? О, сколько крови пролил я невинной! Из-за чего? Из-за пустого блеска, Похвал мишурных, славы мимолетной! Вот, вот они, очаковские тени! Их раны вновь раскрылися, их лица Предсмертного тоской искажены! "Отдай нам жизнь! — кричат они мне в ухо. — Когда б не ты, мы и теперь бы жили!" О Господи! Прости мне ропот грешный, Ты в благости могилу нам послал, Гоненьям злобы, совести упрекам — Всему конец в могиле этой темной! Где Бауер? Здесь ты, зубовский клеврет?
Бауер
Я счастие имею состоять При вашей светлости.
Кн. Таврический
Да знаю, знаю: При мне ты состоишь, ему ты служишь. Из гордости тебя не раздавил я. Не в этом дело. Милостивец твой, Узнав, что я в могиле, возликует. Скажи ему, что радость недолга, Что близок день — день черный для России: Бессмертная умрет Екатерина! Когда в столицу вступит новый царь И гатчинцы с косичками смешными Затопчут грязью залы Эрмитажа, Тогда что скажешь, жалкий фаворит? Как побледнеешь ты в своих чертогах, Как выпадут из рук твоих румяны, Каким безумным страхом исказится Красивое и пошлое лицо, И как в тот час я буду спать глубоко Для поздней злобы их недосягаем!
(Минута молчания.)
Мне холодно, покройте ноги шубой… Еще, еще, кругом… Родная, где ты? Согрей меня, согрей своим дыханьем, Как некогда, давно, когда в Смоленске Баюкала ты Гришу своего! Что это? Ружей залп? В атаку, братцы!