Великая дань подражанью!
Нужна путеводная нить!
Но можно ли горла дрожанье
И силу ума сочинить?
И как по чужому каркасу
Своё устроенье обжать?
И можно ли смертному часу
И вечной любви подражать?
Начнём с подражанья. Ведь позже
Придётся узнать всё равно.
На что мы похожи и гожи
И что нам от бога дано.
«Запиши мне в жизнь кусок…»
Запиши мне в жизнь кусок
Марта с долгою метелью.
Занеси ещё лесок,
Где берёза рядом с елью.
Подверстай ещё сугроб,
Что от сумрака сиренев.
Подведи потом итог
Ветра, снега и деревьев.
Это всё соедини
В зимнем облике природы
В завершающие дни
Холодов и непогоды.
«Тогда я был наивен…»
Тогда я был наивен,
Не ведал, в чём есть толк.
Купите за пять гривен,
А если надо — в долг.
Тогда я был возвышен,
Как всадник на коне.
Не знал, что десять пишем
И держим два в уме.
Тогда я был не этим —
Я был совсем другим.
Не знал, зачем мы светим
И почему горим.
Тогда я был прекрасен,
Бездельник молодой.
Тогда не падал наземь
Перед любой бедой.
АКТРИСЕ
Тебе всегда играть всерьёз.
Пусть поневоле
Подбрасывает жизнь вразброс
Любые роли.
Хоть полстранички, хоть без слов,
Хоть в пантомиме —
Играть до сердца, до основ.
Играть во имя.
Без занавеса, и кулис,
И без суфлёра,
Чтоб только слёзы пролились
На грудь партнёра,
Чтоб лишь леса поры потерь,
Поры печали.
Рыжеволосы, как партер,
Рукоплескали.
Играть везде — играть в толпе,
Играть в массовке,
Но для себя и по себе,
Без подтасовки.
И, наконец, сыграть всерьёз
В той мелодраме.
Где задыхаются от слёз
Уже над нами.
ЗА НЕПРЯДВОЙ
Ходят кони по елани,
Меж собою говорят.
Дескать, едут басурмане
К нам с набегом, говорят.
— Скрыты в чащах наши веси, —
Отвечает конь коню, —
Не сыскать их в чернолесье
Ни мечу и ни огню.
— Ой, отыщут, ой, отыщут,
Никого не пощадят.
Их ведь тыща, да две тыщи,
Да три тыщи, говорят.
Оседлают нас, буланых,
Оседлают вороных
И угонят от желанных,
Далеко от сёл родных.
Ой, увидим, как в тумане
Сёла дальние горят,
Ох, сердиты басурмане,
Ох, жестоки, говорят.
Пропадут следы в полыни,
Порастёт вокруг быльём.
Будем сохнуть на чужбине,
Слёзы горькие прольём.
— Нет, на речке на Непрядве
Стяги русские стоят.
Будут биться наши рати,
Одолеют, говорят.
И себя не пожалеют
Ради Родины в бою.
Одолеют, одолеют, —
Отвечает конь коню.
«Я слышал то, что слышать мог…»
Я слышал то, что слышать мог:
Баянов русских мощный слог,
И барабанный бой эпох,
И музы мужественный вздох.
Мы шли, ломая бурелом,
Порою падая челом.
Но долго будет слышен гром,
Которым мы ещё живём.
ФАНТАЗИЯ О РАДНОТИ
В сорок пятом году
Возле Ораниенбурга
Пара задумчивых кляч
Тащила большую фуру
По пустынной дороге.
Возница в чёрном жилете,
В старой фетровой шляпе
Шёл рядом с той колымагой,
Похожий на итальянца.
— Кто вы? — спросил по-немецки
Я у того человека.
Возница пожал плечами.
Остановилась фура.
Выглянули из неё
Несколько бледных, курчавых
И перепуганных детских
Рожиц. За ними — старик.
Старик одет был в тряпьё,
Торчали седые патлы.
Он явно был не в себе
И закричал по-немецки:
— Я — Радноти Миклош,
Великий венгерский поэт,
В городе Будапеште
Меня знает любая собака!
Меня подобрали цыгане.
И я теперь стал цыганом.
Это великое племя,
Которого не уничтожить,
Ибо ему суждены
Свобода, музыка, кони.
Нет никого прекрасней
На свете, чем цыгане!
Здесь я хочу умереть
Под скрипку и ржанье коней!
К чёрту — былая слава!
К дьяволу — бывшее счастье!
Я люблю только вас,
Цыгане, музыка, кони!..
Так орал этот странный
Старец с цыганской фуры.
Слушали молча цыгане.
Слов его не понимая.
Наши солдаты стояли,
Думая: старый рехнулся.
Я много позже узнал,
Что поэт Радноти Миклош
Погиб совсем молодым
В Сербии, в лагере смерти.
Может, ослышался я.
Но нет, хорошо помню.
Как сумасшедший старик
Орал, что он Радноти Миклош.
ЦЫГАНЕ
Нас в детстве пугали няни,
Что уведут цыгане.
Ах, вы, нянюшки-крали,
Жаль, что меня не украли.
Бродил бы с табором лунным
(Странно-туманно).
Кони под месяцем юным.
Запах тимьяна.
Где вы, мои цыгане,
Плясуны, конокрады?
Где вы, мои цыганки,
Где вы, сердца отрады?
В поэзии нашей великой
Есть цыганская нота.
И звучит эта нота,
Когда уже жить неохота.
(«Странно-туманно.
Расстались нежданно.
На сердце рана,
И жизнь не желанна».)
Пока луна не погасла,
На свете будет цыганство:
Песня, обман, лукавство.
Скрипка и постоянство.
Я помню цыгана Игната
В городе Кишинёве.
Он мне играл когда-то
О давней моей любови.
(«Странно-туманно
Вечером рано.
Расстались нежданно,
И на сердце рана!»)
Узел моей печали,
Скрипка, стяни потуже…
Ах, если б нянюшки знали.
Как спасать наши души!
«Всю ночь сегодня буря выла…»
Всю ночь сегодня буря выла
И море зимнее бесилось.
И оттого так смутно было,
И думал я про нашу сирость.
Неужто есть конец, начало,
Но в мире — нам подобных нету?
И оттого так страшно стало
За одинокую планету.
А утром волны отрычали,
Снега от солнца заблистали.
И оттого так беспечальны
Мне дни грядущие предстали.
ПТИЦЫ
О, как я птиц люблю весенних,
Не зная их по именам.
Я горожанин. В потрясеньях
До этого ли было нам?
Я житель улиц, житель парков,
А не тайги и не степей.