Стихотворения и поэмы

Многое в этом высказывании идет от склонности к парадоксу. Разумеется, искусство не должно быть голо утилитарным. Однако элементы известного эстетического «высокомерия» по отношению к «не посвященным» в специфические «тайны» искусства в приведенном нами отрывке, безусловно, есть. Столь ревниво охраняемая от любых покушений свобода художественного эксперимента, преображения действительности могла иметь своим результатом полный, ничем не контролируемый произвол, доходящий до капризного своеволия.

Впрочем, следует заметить, что «творческие принципы» «обереутов» не всегда можно было принимать всерьез. Многое в их «теоретической» и «организационной» деятельности шло от игры, от пародии на уже существовавшие в литературе нравы и традиции. Так, сохранились свидетельства об анкете, которую должны были заполнить вступавшие в ОБЕРЕУ: в ней следом за вопросом об имени, отчестве и фамилии… шло предложение подчеркнуть, какое мороженое вы предпочитаете: сливочное, земляничное или клубничное.

Впоследствии Н. Заболоцкий дал жестокую оценку некоторым тенденциям, содержавшимся в «Столбцах»: «Изображение вещей и явлений в ту пору было для меня самоцелью… В некоторых стихах, явно экспериментальных, формалистические тенденции выступали еще резче. В ту пору мне казалось, что совершенствовать форму можно независимо от содержания и что эти эксперименты представляют самостоятельный интерес».[21]

Однако при всем том было бы неверно свести «Столбцы» лишь к словесному эксперименту. На них лежит отсвет того времени, когда они были созданы. Мир собственничества, самоуспокоения, косная мещанская среда, не порождающая иных идеалов, кроме мечты о все большем благополучии и богатстве, — вот главный объект, который Заболоцкий старался изобразить с беспощадной, отталкивающей выразительностью, вплоть до поэтического гротеска. Стоит прочесть описание «мясистых баб большой стаи» и их мужей, важно восседающих на «красной свадьбе», или стихотворение «Ивановы», где:

… мир, зажатый плоскими домами,стоит, как море, перед нами,

грохочут волны мостовые,и через лопасти колес —сирены мечутся простыев клубках оранжевых волос.Иные — дуньками одеты,сидеть не могут взаперти:ногами делая балеты,

они идут. Куда идти,кому нести кровавый ротик,кому сказать сегодня «котик»,у чьей постели бросить ботики дернуть кнопку на груди?Неужто некуда идти?![22]

Трагически воспринимая отрицательные стороны нэпа, многие поэты искали опоры в романтике непосредственно революционной поры, гражданской войны, когда борьба с врагом шла в открытую, с откровенной прямотой (М. Светлов, И. Уткин, М. Голодный). У Заболоцкого эта тема своеобразно преломляется в стихотворении «Пир» с его почти одическим воспеванием штыка:

О штык, летающий повсюду,Холодный тельцем, кровяной,О штык, пронзающий Иуду,Коли еще — и я с тобой!Я вижу — ты летишь в тумане,Сияя плоским острием,

Я вижу — ты плывешь морямиГранитным вздернутым копьем.

В «Столбцах» сквозит тревожное раздумье о том, что старый быт манит людей мнимой полнотой жизни, плотскими радостями, составляя заманчивый контраст по необходимости суровому, временно носящему несколько аскетический характер и поглощающему у людей много сил строительству новой жизни. Нэповский быт притягивает к себе не только обаянием «пошлости таинственной» (о которой говорил еще Блок), веющей в «глуши бутылочного рая» вечернего бара или в толпе «сирен», снующих по вечернему Невскому. Он обещает исполнение простейших человеческих желаний, элементарных и необходимейших потребностей — радоваться жизни, любить. И не сразу разберешься, что его товар с изъяном, что это подделка: радость жизни оказывается сытым самодовольством, любовь — пошлостью. В самой интонации «Столбцов» — в увлеченных, подробных и наивно-косноязычных описаниях обступающего героев вещного мира — есть что-то от взгляда человека, жадно и настороженно взирающего на «соблазны бытия». Так глядят в «Цирке» на сцену; на снедь — в «Рыбной лавке»; в «Обводном канале» — на изобилие этой тогдашней петроградской Сухаревки.

В повадках торгашей с Обводного канала есть что-то гипнотизирующее людей:

И нету сил держаться боле,Толпа в плену, толпа в неволе,Толпа лунатиком идет,Ладони вытянув вперед.