…И он спросил: «Но чьим судом я осужден?»— «Судом народа», — я ему ответил.Одним врагом в Париже стало меньше,И это был епископ Дарбуа.А я вернулся снова в КомитетСтарательно перебелять приказы,И много жило храбрости и кровиВ чернилах незаметного писца.Вне времени я пребывал в те дни,На стуле спал, не помню, где обедал,И только мельком видел занавескиВ заветных окнах в улице Маньян.Всё меньше становилось коммунаров —Тот изнемог, тот струсил, тот погиб,И скоро вокруг нас остались толькоОтрезанные пламенем пожаровПоследние бойцы и мертвецы…Домбровский пал. И черный узел дымаПарижа горло стягивал всё туже,Вдруг бледный человек у двери крикнул:«Вы знаете, что Делеклюз убит!..»И многие смутились… Тут пероВ моей руке сломалось, вздрогнув,И на бумаге красные чернила,Как кровь, разбрызгались, и я вскочил,Схватил ружье и выбежал на площадь.Париж Коммуны великан пожараНа огненном щите до неба поднял,На баррикадах возле Шато д’ОМеня схватили пьяные версальцы.А в это время в улице МаньянСражался мальчик, милый, темноглазый,Одной рукой откидывая кудри,Мешавшие, лукавые, стрелять.Любить умели розовые губы,Мгновенно их поцеловала смерть,Тот мальчик умер на глазах Брюнеля,И солнце закатилось для меня.И врезались мне в память час и место.Занозы острые и посейчас, —Ведь мальчик тот была моя невеста,Переодетая морским стрелком…1920
18. «Полюбить бы песенки простые…»
Полюбить бы песенки простые,Чистые, как воздух на заре,В них не нужно путать запятые,О словах справляться в словаре.В них дыханье трав и перелесковТак же нежно, как лазурь,И в глаза не бьют прибоя блески,В уши — заклинанья бурь.В их покое что-то есть о чуде,Всё, что можно сердцем пожелать,В них не нужно размышлять, что будет,Ни о чем не нужно вспоминать…Между 1913 и 1920
19. «Крутили мельниц диких жернова…»
Крутили мельниц диких жернова,Мостили гать, гоняли гурт овечий,Кусала ноги ржавая трава,Ломала вьюга мертвой хваткой плечи.Мы кольца растеряли, не даря,И песни раскидали по безлюдью.Над молодостью — медная заря,Над старостью… — но старости не будет.1919