Белуга, спящая в томате, вспомните,Хоть вы давно уже без головы,Каких бесед свидетельницей в комнатеЛежали вы меж дыма синевы.Вы дрянь в соку, всякой дряни мимоДруг говорит: «Позвольте, я моряк.Шел миноносец как-то возле Крыма,А мины там стоят на якорях,Мы в минном поле, карты нет, черт в стуле,Идем, осадка: некуда деваться,У всех, конечно, студнем ходят скулы,Не знаешь, плакать или раздеваться.Чин чином выбрались. Плясали, как медузы,А все-таки ведь лучше нет красотВоды, сплетенной в этакий вот узел —Яссо!» — Он показал руками узел вод.Но друг второй: «Нет, что же я, простите,Оспорить должен: лишь мотор пошел,Тебе кричит механик: „Слушай, Витя!“Ну слушаешь — и очень хорошо.Не должен летчик храбрость обнаружить,А так от всех привычек по куску„16-bis-гидро Савойя“ — хоть в лужуСадись — такой неслышный спуск.Коли ты штопором пошел — заело,Не развернуться — ну, понятно, крышка,Без парашюта плохо наше дело,А всё же небо — лучшая страстишка…»Не летчик я и плавать не горазд,Но, третий друг, меня хоть поддержи ты,Что и земля — не кроличья нораИ далеко еще не пережиток.Когда мороз дерет тебя со всехЛопаток, вдруг стреляют сучья,И пахнет лес, как закавказский мех,С таким вином, какого нету лучше…Тут сидели женщины. Шурша,Курили и доканчивали груши,И в разговор летела их душа,Насторожив внимательные уши.Казалось, доедая и куря,Сказать хотели длинными глазами:«Нам отдадите все свои моря,И землю всю, и небо с потрохами».Их белых рук открытые вершкиШептали в тон, воспользовавшись мигом:«Вы, боги, обжигаете горшки,Займемся мы самих богов обжигом…»<1929>