Стихотворения и поэмы

Все можно простить за редкий талант,а выдался бас – на диво.Что в морду бьет – прощает театр:бьет, а зато правдиво.Но случай один увлекательный был:согласно буйному норовубоярин на сцене певцу отрубилпо-настоящему – голову.Хоть это и подлинный был реализм, –ну, витязи там, ну, рыцари! –но тут за боярина крепко взялисьтоварищи из милиции.

13

Худмуз о наследстве хотел закричать,но, чуя, что доводы зыбки,махнул отмежевываться в печатьи признавать ошибки.Призвали профессора, дверь на засов,и речи пошли другие: –Вернуть боярина в восемь часовв состояние летаргии!.. –Не знаю, помог ли тут гравидан?..Лет тысяча пронесется,но будьте уверены – никогдабоярин уже не проснется.

14

Я очень доволен. И «паркер» в ножны.

Я добрый ко всякой твари,а вот бояре – нам не нужныдаже в одном экземпляре!

1934

Неподвижные граждане^*

Кто не видал    чугунных граждан           города.Степенный вид,      неяркие чины:Пожарский,    Минин,      Пушкин,         Гоголь,            Федоровв большую жизнь Москвы            вовлечены.Триумфы,    может,       памятникам снятся,но в общем     смирный,        неплохой народ;попросим –    слезут,       скажем –          потеснятся,

не споря,     у каких стоять ворот.В других столицах       памятники злее,куда нахальнее,       куда грозней!Мосты обсели,      заняли аллеи,пегасов дразнят,        скачут,          давят змей.Наш памятник –    народ дисциплинированный,он понимает,     что кипит страна,что вся Москва     насквозь перепланирована,что их,   чугунных,       дело – сторона.Вы с Мининым – Пожарским,            верно, виделись?На постаменте      твердый знак и ять.Что ж, отошли себе        и не обиделись, –

чем плохо     у Блаженного стоять?Бывает так,     что и живой мужчинана мостовой     чугунный примет вид.«Эй, отойди!» –      ему гудит машина,а он себе,     как памятник, стоит.А монумент      не лезет в гущу улицы.Островский     влез на креслице свое,сидит,   в сторонке сторожем сутулится,хотя репертуарчик          «не тоё».Другая жизнь      у памятника бодрого,в деснице свиток,        богатырский рост;покинул пост     первопечатник Федорови занял    более высокий пост.Он даже

    свежим выглядеть старается,метро под боком,       площадь – красота,а в мае –    песни,       пляски,           демонстрации…Нет, не ошибся,      что взошел сюда!Ведь все-таки профессия        из родственных –свинцом дышал       и нюхал плавки гарь,и скажем прямо:       старый производственник,а не какой-нибудь        кровавый царь.Что до царей –      прописана им ижица.Цари мне нравятся,        когда они резвей,когда они,     цари,       вниз головою движутся,куда им полагается –          в музей.

1935

Работа в саду^*