Уже на грядке вспыхнула клубника —Не зря ее высаживал я здесь, —Пылали розы. (Это сон, поди-ка,Соцветие немыслимых чудес?)Сияло небо в ласковой лазури,В руках работа закипала вмиг,И думал я, что это не на бурю,А просто так — шальной вороний крик.И с белой розой, кремовой и алой, —А жаль срезать их было как-никак! —Я зашагал к дощатому вокзалу,Типичный дачный муж и здоровяк.Закуривал я в толчее вагонной,А это — знак спокойствия всегда;Как мог я знать, что ливнями агонийНагрянет туч разбойная орда?Так много шуток слышалось бодрящих,Так женщины все были хороши,Что проводник — суровости образчик —И тот подчас смеялся от души.На Ленинской, где дом шестьдесят восемь,С троллейбуса спорхнув, как в двадцать лет,В знакомом брадобрее безволосомОткрыл я сотню радостных примет:Уже, видать, он чарку опрокинулИ под каштаном кейфовал, чудак,Для анекдотцев находя причинуВ любом движенье киевских зевак.Я поздоровался и папиросу —Незыблемых традиций старину —Вручил степенно. Розу в светлых росахПонюхал он с красноречивым: «Н-ну!»И я ворвался с розами в кабину,Где улыбался дружески лифтер,Абрам Денисович. Поднялся. Крикнул сыну:«Ну, завтра мы — на стадион!» С тех порИ вспомнить больно — как мы намечалиНа завтра планы наши, я и он,Как с трепетным волнением гадали,Откроется ли новый стадион…Жена чуть-чуть насмешливой казалась,Но дивным розам воздала хвалу…Минута каждая в сердца врезалась,Открытые и свету, и теплу!И мы уснули с сыном, как бывало(А снился нам, должно быть, стадион..) —И ты, отрава страшная, прервалаЯвь золотую и счастливый сон!15 марта 1943