Стихотворения и поэмы

Я, скромный мировой судья, судил не раз. Платили

штраф!"

Нахмурившись, ответил брат:

"О Михаил! Я сам не рад. Они не слушали доклад,

они могли и освистать, и должен был я перестать

Серьезно с ними говорить, но нужно ж было покорить

аудиторию свою!"

Такой ответ поверг судью в невыразимую печаль.

"Как жаль! — сказал судья.— Как жаль!

Теперь я понял наконец! Нет! Не тому учил отец".

Но крикнул Бальмонт Константин:

"О ты, законник, семьянин! Послушай, что тебе скажу.

Тебя я строго не сужу…

Ну, что же? Кто же наш отец

^[662]

? Помещик он, и, наконец,

Управы земской избран был он председателем.

Забыл

Ты это? Я же, старший сын, кто я? Я — русский

дворянин!

Но в Шуе, городе родном

^[663]

, еще в гимназии учась,

с подпольным связан был кружком…

Об этом вспомнил ты сейчас?

И дальше: в восемнадцать лет пошел я в университет,

и беспорядки учинил, и по этапу выслан был.

Ты помнишь это? Ну так вот! Ты помнишь, брат мой,

пятый год?

Ведь был с народом я, поэт!

Я эмигрировал

^[664]

. Семь лет

Скитался я… Объехал свет.

Пойми же: славы ореол есть над моею головой!

Я Перси Шелли

^[665]

перевел, я Руставели

^[666]

перевел,

Я разговаривал с травой, с волной я говорил морской,

с толпой я говорил людской.'

Толпа базаров и таверн своеобразна и пестра,

Но там передо мной вчера сидела низменная чернь.

Пойми, мой брат! Сидела чернь. Не чернь трущоб,

не чернь таверн,

О нет! Иная чернь.

На ней я видел даже ордена.

И потому была она раз в тысячу еще черней.

Такими именно людьми,— пойми, мой милый брат,

пойми,—

Гонимы были Байрон, Дант

^[667]

, Оскар Уайльд

^[668]

стал арестант

Но я решил: перехитрю! Гонителей я покорю.

Всё темное, что есть во мне, я сам сознательно вполне им

предъявил. Хитер я был!

И, что бы ты ни говорил, гонителей я покорил.

Да! Если букв волшебный звук до их ушей дошел не вдруг,

Так сочетаньем темных слов я этих покорил ослов!

Вот доказательство того, о чем докладывать не смог:

Пусть это будет всем урок.

Поэзия есть волшебство!

Но вообще я — одинок.

И горек, брат, мне твой упрек.—

Тут шляпу взял поэт и трость.—

Я в пыльном Омбе только гость! Веди же ты меня, о брат!

Стихи иные буду рад прочесть с высоких эстакад

Вокзалов или пристаней!

О, там поэзия нужней!

С народом встретиться я рад. Иду! Пойдешь со мною,

брат?"

— "Я занят! — отвечал судья.— Пустует камера моя,

дела не могут долго ждать.

Смогу ль тебя сопровождать?"

5

В полуденный то было час.

На бойнях Омба кровь лилась.

С колбасной фабрики как раз большую партию колбас

Переносили в магазин,

И жир сочился из корзин.

Над улицами пыль плыла,

Она багровая была.

Взглянул судья из-за угла:

Где Константин?

И видит:

Он поклонниками окружен.

Вот встали на его пути и не дают ему уйти.

"Простите! Дайте мне пройти!"

Но нет. Проходу не дают. Альбомчики ему суют.

Лель

^[669]

— лидер местных мясников — кричит:

"Я без обиняков скажу: поэзию люблю.

Я книги ваши все скуплю!"

— "Но пропустите! Я спешу!"

— "Нет, я почтительно прошу: извольте посмотреть,

каков есть настоящий бой быков".

И все кричат наперебой:

"На бойню!"

— "Там идет забой!"

Вот дама. Взгляд ее лукав. Поэта тянет за рукав.

И вздрогнул Бальмонт. Свысока взглянул бы он

на мясника,

Но дама — взгляд ее лукав — так нежно трогает рукав.

"Вы любите ли бой быков?"

О, фея в царстве мясников!

6

И было так: до эстакад и в глубь кирпичных катакомб,

какими славен город Омб,

Он не добрался, старший брат.

Но был банкет, и добрых вин отведал Бальмонт

Константин.

Он чернь умел перехитрить, обезопасить, покорить.

Всех: варвара-оптовика, что выпучен из сюртука, и даму,

скрывшую уста в пыланье лисьего хвоста.

Другую даму, что толста, и третью даму, что тонка,—

Всех покорить он был готов…

Покуда лидер мясников вино поэту подливал

в неиссякаемый бокал,

Судья угрюмо взял свое испытанное ружье

И глухо, как в полубреду, сказал жене:

"Ну, я пойду!"

И вышел за город он, в степь.

В болоте глухо выла выпь.

И ветер пел: "Ты носишь цепь!

Рассыпь ее, скорей рассыпь!"

"Брат! Старший брат! — воззвал судья.—

Я мнил, что совесть ты моя,

Но, милый брат, о старший брат, по совести, я даже рад,

Что ты не праведней, чем я!" —

Так он решил, захохотав.

Среди цветов и сочных трав он весело пошел назад.

"Возлюбим солнце. То-то, брат!"

Покой в природе. Сытый шмель на вьющийся садится

хмель,

Как эльф!

Тихонько хохоча и непонятно бормоча, никто не ведает

о чем,

К полуночи в свой тихий дом вернулся Бальмонт Михаил

Наутро он уже судил.

За это время, говорят, дел накопился целый ряд

Об откушении носов, о выдирании усов, о кознях мелкого жулья.

Без отдыха судил судья.

Истцы вопили у стола, тесна им камера была, толпою окружали дом.

Разнообразные дела решались мировым судом!

1939

comments

Комментарии

1