Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется

«Э, думаю, быть завтра полуйке! А то еще и сегодня будет. Но не Иона даст нам ее справить. Хорошо, что у него скоро шабос начинается! Справим мы полуйку сами, да такую, что будет о чем вспоминать».

Думаю так и прислушиваюсь. А подо мной будто что-то живое в земле шевелится, булькает, кажется — вот-вот вырвется и зальет. И угар душит меня, хотя тот, что при насосе, качает изо всей силы.

Остановился я, соображаю, что тут делать, а Иона уже кричит сверху:

— Ну, Иванюня, что ж ты стоишь?

— Измучился, и угар душит.

— Может, слюнится?

— Где там слюнится!

— А может, булькает?

— Булькает, булькает.

— Ой, правда? Ну, Иванюня, скажи!

— Булькает, только у меня в животе, поздно обедал сегодня.

— Чтоб ты всегда шутил, а не хворал. Ну-ну, долби, пусть бадья не ждет.

«Чтоб ты задубел, жидюга!»- подумал я. А тут чувствую — еще разок долбану как следует, сразу же нефть забьет. Разумеется, хозяин увидит, поднимет шум, поставит сторожей и наша полуйка пропала, получим самую каплю. А мне очень этого не хотелось. Вот я и принялся долбить, только не дно, а по сторонам колодца. Да только и тут отовсюду из-под кирки пшш, пшш! Что за диво! Вдруг будто пудами пригнало эту самую нефть, так и слышно, что со всех сторон напирает, давит. Я уже и так, и сяк, и вожусь, и ковыряюсь, чтоб дотянуть до вечера, а все подаю в ведре одну сухую глину без следа нефти. Потом начала моя лампочка чихать. Угар в колодце слишком большой. У меня голова хоть крепка, а тоже начала сдавать. Все кружится, перед глазами круги забегали, сперва зеленые, потом красные, тошнит, словно в горло засунули сухую ложку, — нет, больше невмоготу! Звоню я, чтоб меня вытаскивали.

— Ну, Иванюня, — кричит Иона сверху, — что там?

— Тащите, плохо мне! — кричу. И, схватив обеими руками кирку, я изо всех сил всадил ее в уже склизкую от нефти глину на дне колодца, а к концу ручки привязал тонкую, но крепкую веревку, которая была у меня за поясом на всякий случай.

— Тащите! — кричу еще раз.

Потащили меня наверх. Пока тащили, я помаленьку отпускал эту воровку из-за пояса, а конец ее привязал к сучку на срубе уже перед самым выходом из колодца. В колодце темно, им сверху этого не видать, а я себе свое знаю.

Вытащили меня, и я сразу повалился на землю, как мертвый.

— Ой-ой, — закричал Иона, — он угорел! Иванюня! Иванюня! Что с тобой? Ты слышишь меня?

Я слышу хорошо, но притворяюсь мертвым. Надулся, посинел. Еврей даже руками всплеснул:

— Ай-ай! Спасайте! Оттирайте! Воды!

— Водки! — крикнул тот, который воздух качал.

Иона бросился доставать из своего мешка водку. Пока меня терли, да приводили в чувство, да подкрепляли, уже начало смеркаться. Мне только того и надо.

— Ну что, Иванюня, — допытывается Иона, наклоняясь надо мной с водкой, — есть что-нибудь и колодце?

— Черт с лапами есть! Один угар.

— А нефти нет?

— А сгори она там ней, и ты вместе с ней!

— Ну-ну, зачем так говорить? Она все-таки дар божий.

— Чертов, не божий! Еще ничего нет, а я едва душу не погубил.

— Ну, а как думаешь, будет что-нибудь?

— Конечно, будет, да неизвестно когда. Угар есть, а нефти не слышно.

— Она подойдет, Иванюня, она подойдет, — радостно говорит хозяин.

— Сама не подойдет. Надо прокопать еще с сажень, тогда, может, и подойдет.

— Ой, — закричал Иона как ужаленный. — Еще сажень? А я думал сегодня на ночь забивать.

— Можешь забивать, коли хочешь. Но от этого одна корысть — в колодце наберется столько угара, что завтра придется до полудня в два насоса работать, пока человек сможет сунуть нос в колодец.

Иона стоял в нерешительности. Он прямо трясся, его била лихорадка от нетерпенья, но, с другой стороны, он знал хорошо, что я тоже не привык бросать слова на ветер. Еще минуту он пробовал спорить.

— Эй, Иванюня, а не обманываешь ты меня?

— Ну тогда сам лезь в колодец и попробуй!

— Ну-ну, я ничего! Разве я что? Пусть будет так, как вы говорите! Так, по-вашему, нынче еще нельзя забивать?

— Наоборот, надо оставить колодец открытым, чтобы угар выходил. До нефти еще не близко.

— Но вы тут ночуйте! А вдруг ночью нефть пойдет? А если что случится, слышите, Иванюня, дайте мне знать!

— Да уж вы, Иона, не беспокойтесь, — говорят нефтяники. — Иван и хотел бы уйти, да не уйдет никуда — слаб.

— Вы уж не оставляйте его одного.

— Что, еще и нам всем ночевать у вашего колодца? Да пропади он пропадом! Видано ли это, чтобы нефтяник, имея деньги в кармане, не пошел прогуляться? Слышите, вон уже у Менделя в бараке играет музыка. Давайте деньги!

— Нет, — говорит Иона. — Знаете, дорогие мои, ночуйте нынче здесь! Я вам завтра заплачу, не посмотрю, что шабес. А нынче я вам ничего не дам, чтобы вас не тянуло гулять. Принесите себе сюда хлеба, водки, колбасы, я сейчас прикажу Менделю, чтобы прислал вам всего побольше, а сами не ходите никуда. Прошу вас, уж эту ночь не уходите. Постерегите колодец! Мне все кажется, будто этой ночью случится что-то. А ежели, в добрый час будь сказано, случится что, прошу вас — хоть поздно ночью, но сейчас же дайте мне знать.