Стихотворения. Поэмы

С отцом мы выпивали,В ударе был отец.Храпи его и дале,Как до сих пор, творец!За много лет скитаний Я не видал родни.Отца, сверх ожиданий, Скрутили эти дни.Поговорили вволю,Пред тем как спать залечь,И об актерской доле Зашла при этом речь.Бельмо в глазу отцовом Такое ремесло,-Мне с ним под отчим кровом Опять не повезло.«Житье ль в бродячей труппе На должности шута?»Я слушал, лоб насупя,Не открывая рта.«Смотри, как щеки впали.

И будет хуже впредь.Твои сальто-мортале Не прочь я посмотреть».С улыбкою любезной Внимая знатоку,Я знал, что бесполезно Перечить старику.Потом, чтоб кончить споры, Стихи я произнес.Твердя мне: «Вот умора!» – Он хохотал до слез.Старик не в восхищенье, Что сын поэт. Добряк Невыгодного мненья О племени писак.Я на него не злился.Не надо забывать:Он в жизни лишь учился Скотину свежевать.Когда вино во фляге Понизилось до дна,

Я бросился к бумаге,А он в объятья сна.Тогда вопросов кучу Мне предложила мать.Я понял, что не случай Мне в эту ночь писать.Носил печать заботы Предмет ее бесед.Я ей с большой охотой На все давал ответ.И, сидя перед нею,Я видел – нет нежней И любящих сильнее На свете матерей.

_{Дуна-Вече, апрель 1844 г.}

СТРАШНОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ

Душа рыдает… Почему?Внимает горю моему!Ведь вам же не понять,- о нет! -Что должен испытать поэт,Коль говорят: «Он – виршеплет,

К нему признанье не придет!»Мне это выслушать пришлось -И сердце не разорвалось.И вот что главное: за вас Расплачиваюсь я сейчас,О вы, застольные мои,Вы, песни вольные мои!А я-то думал… верил я,Что всем любезна песнь моя И рукоплещут мне уже Михай Витез и Беранже,А с ними и Анакреон С галерки славы… Даже он В восторге вскакивает там И, песни, рукоплещет вам.И с фееричной высоты Вы сверзились, мои мечты.Аминь! Попал я в западню!На грудь я голову склоню И, коль судьбой так решено,- Не буду воспевать вино,

Не буду я его хвалить,А буду прямо в глотку лить!

_{Пешт, апрель 1844 г.}

ТО НЕ В МОРЕ – В НЕБЕ МЕСЯЦ ПЛЫЛ…

То не в море – в небе месяц плыл блестящий, То разбойник плакал, схоронившись в чаще. То на темных травах не роса густая,-То большие слезы падали, сияя.Он твердил, склонившись к топору стальному. «Для чего я делу предался дурному?Мать моя родная мне добра желала,-Что ж ее советам сердце не внимало?Я ее покинул и попал к бродягам И шатался с ними по глухим оврагам.И с тех пор поныне я живу позорно – Путников безвинных граблю ночью черной.И под кров родимый я бы возвратился,Да нельзя вернуться: дом наш развалился, Мать давно в могиле; и стоит высоко Виселица в небе, видная далеко».

_{Пешт, апрель 1844 г.}