Стихотворения. Поэмы

Иллюстрация А. А. Тарковского к поэме «Чудо со щеглом»

Константинополь. Рассказы

Константинополь*

За утренним чаем мой отец отложил в сторону газету и сказал:

– Если обстоятельства будут благоприятны, мы поедем в Константинополь[18].

Я спросил:

– Что такое обстоятельства?

Мне объяснили, но я объяснений не понял. Потом я спросил, что такое Константинополь.

– А почему ты спрашиваешь?

Я не напомнил отцу, что он сам только что говорил о Константинополе: лишними словами я боялся спугнуть возможность путешествия и ответил, что спрашиваю просто так.

Отец сказал, что Константинополь – столица Турции, достал с полки один из томов «Истории Франции» Мишле[19]

и показал мне, где нужно смотреть.

Картинки Доре[20] из «Истории Франции»!

Крестоносцы[21] в Константинополе. Золотой Рог[22]. Битвы на мечах и ятаганах. Луна в первой четверти над дворцами султанов. Всадники на конях, встающих на дыбы. Паруса у набережных.

Я рассматривал эти картинки в течение восьми лет, когда болел свинкой, скарлатиной, коклюшем, корью, крупом и гриппом, и когда был здоров и мне надо было учить уроки, и когда я почему-нибудь плакал и меня хотели утешить.

Однажды к нам на кухню пришла соседская кухарка и сказала:

– Царство Божие внутри нас.

Как так – внутри нас? Может быть, есть и внутри, но то – не настоящее. Настоящее Царство Божие – Константинополь.

У нас жил Александрик, беглый монах, вывезенный отцом из сибирской ссылки. Однажды Александрик уехал в Иерусалим, а потом возвратился оттуда. Он держал путь через Константинополь, который называл Цареградом[23]. Ну, конечно – Цареград, всем городам царь! По словам Александрика выходило так, что в цареградскую Святую Софию[24] войти ему не позволили мусульмане.

– А вы попросили бы турок, – говорил я Алексадрику, – они прогнали бы мусульман, и вы попали бы в Софию. Константинополь ведь их столица!

Все, что Александрик рассказывал о своем путешествии, смешалось в моем воображении: свойства других городов, моря и людей, о которых он любил вспоминать, я постепенно, одно за другим, придал Константинополю и его жителям.

* * *

Несколько лет спустя кто-то из домашних некстати повторил когдатошние слова отца:

– Если обстоятельства будут благоприятны, мы поедем в Константинополь.

– При чем тут Константинополь?

– Это поговорка.

– Такой поговорки нет, – сказал я.

– Много ты знаешь. Это наша семейная поговорка. Твой дед всю жизнь собирался в Константинополь, да так и не собрался. С тех пор у нас и семье, когда кто-нибудь замечтается о невозможном, говорит: если обстоятельства будут благоприятны…

У меня кровь отхлынула от сердца: так вот оно что!

Мне обстоятельства не благоприятствовали. Может быть, туда и ходят пароходы, но никогда ни на один из них я не достану билета, и столицы Турции, Константинополя, не увижу.

О. Константинополь!

Шатры Золотого Рога!

Корабли морских разбойников!

Дома с турецким ситцем в окнах!

Олегов щит[25] на городских воротах!

Нуга!

Орехи на меду!

Липкие штучки в корзинах разносчиков!

Турки и турчанки, турчата в фесках и туфлях с помпонами, ангелы Цареграда!

Верблюды!

Ослики!

Карлик Мук[26]!

Турецкие чудеса!

И даже ты, турецкая гимназия!

Я молился:

– Отче наш, хлеб наш насущный, спаси и помилуй турок и город Константинополь!

[11 июля 1945]

Марсианская обезьяна*[27]

Мой брат Валя, третьеклассник, собирался выступить в гимназии с рефератом о Марсе.

Целые дни и ночи напролет он читал ученые книги и чертил на картоне марсианские полушария по два аршина в поперечнике.

Не было такого циркуля на свете, каким можно было бы вычертить круги достаточного для наглядности размера, и Валя делал это с помощью веревки.

Он говорил:

– Так поступали древние греки. У них не было циркульных фабрик, а веревки были. Архимеду[28] тоже были нужны круги. И Гиппарху[29]. Значит – они пускали в ход веревки. В басне у Эзопа[30] рассказывается, как один философ свалился в яму и его вытаскивали на веревке.

Папа называл Валю Струфокамилом[31]. Мое прозвище было Муц. Но прозвище было неправильное, в нем было что-то лошадиное, а я тогда считал, что я обезьяна. Больше всего я интересовался обезьянами: стремился удовлетворить тоску по сородичам.

– На Марсе есть обезьяны?

– Не задавай дурацких вопросов, – отвечал Валя. – Наука этого не знает.

– Много она знает, твоя наука, – сказал я. – Даже про обезьян не знает. Я вот все знаю про обезьян – и где живут, и что едят, и как блох ищут. Они ищут блох вот так.

И я искал блох с совершенством: уж очень я любил обезьян.

– Не мешай, – сказал Валя. – Уйди из комнаты. – И, выпятив грудь колесом, произнес не своим голосом: – Милостивые государыни и милостивые государи! В тысяча восемьсот семьдесят седьмом году впервые в истории человечества в Милане великий итальянский астроном Скиапарелли[32] нанес на карты каналы Марса. В тысяча восемьсот семьдесят девятом году…

– Подожди, – перебил я брата. – Подожди немножко, посмотри, как они ищут, если блоха на спине!