Стихотворения. Рассказы. Малостранские повести

Рубацкий – это толстый кондукторшин обер-лейтенант из

трактира.

– Что вам угодно?

– Обер-лейтенант считает себя оскорбленным выражениями, которые вы вчера употребили здесь в саду при разговоре о нем и о супруге кондуктора, весьма уважаемой его приятельнице. Он послал меня требовать от вас сатисфакции.

Я провожу рукой но лбу и таращу на него глаза. Пытаюсь вспомнить вчерашний разговор. Что-то говорили, ото правда, и я тоже что-то сказал, но что, хоть убейте, не номню!

Лейтенант спокойно ждет ответа. Я подхожу к нему, чувствуя, что начинаю дрожать.

– Извините,- говорю я,- это какая-то ошибка. Кто рассказал об этом обер-лейтеиаиту?

– Не знаю.

Кто-то оговорил меня? Или кондукторша подслушивала из окна моей комнаты? Может быть, вместе с обер-лентснантом?

– Какой-то разговор был… это я ломню… но как я мог сказать что-нибудь дуряое об обер-лентенанте? Я с ним даже незнаком… а только знаю его в лицо,

– Мне до Этого нет дела. Меня послали требовать сатисфакции.

– Но уверяю вас, что для этого нет оснований. Что я такого мог сказать об обер-лейтенанте?… Я его, мне кажется, очень ува-знаю и…

– Простите, я уже сказал, что прошу вполне определенного ответа…

– Ну, если обер-лейтенаят из-за каких-нибудь сплетен считает, что я его оскорбил,- чего я, свидетель бог, отнюдь не собирался делать! – то передайте ему, пожалуйста, что я приношу свои извинения.

– Этого недостаточно.

– Чего же вы хотите? Может быть, в присутствии тех жа людей…

– Обер-лейтенапт Рубацкий требует поединка.

– Обер-лентенант Рубацкий с ума сошел! – воскликнул я.- Я никогда не дрался на дуэли и не буду драться.

– Я так и передам.

Лейтенант козырнул и хлопнул дверыо. Скатертью дорога!

Я весь дрожу от злости! Поединок! Да я сабли держать не умею! Я доктор прав, будущий адвокат! Уголовное уложение, статья 57, относит поединок к числу наказуемых деяний, а статьи 158-165 предусматривают кару, и немалую!

Сумасшедшие! Сбежали из желтого дома!

Я слышу, что кондукторша ходит в кухне, п выхожу туда. Мне хотелось бы объяснить ей, п чем дело. Но она поворачивается ко мне спиной н строптиво говорит:

– Идите домой жир нагуливать, – и уходит в свою комнату. Ладно, пойду «нагуливать жир». Странные выражения!

В саду сегодня совсем по-особому. Я взволнован и не могу заставить себя успокоиться. Провазник снова среди нас. Он глядит сычом и каждому говорит: «Ох, как вы сегодня плохо выглядите!»

Мы с Отылией сидим в беседке. Мне кажется, что сегодня пора заговорить о любви. Я вот-вот готов сделать это, но слова застревают у меня в горле, и я никак не могу отойти от обычных тем. Ладно, не стану сегодня начинать этого разговора.

К нам подходит Провазник. Он с минуту глядит па пас, потом говорит:

– Собираетесь жениться, иан доктор?

Неприятный вопрос, я смущен. Но я принужденно улыбаюсь и отвечаю:

– Да, пан Провазник, собираюсь жениться.

– Правильно поступите… брак – отличное дело. Быть папашей очень интересно. Ребенок куда забавнее щенка.

Проклятый тин!

Разговор шел сегодня очень вяло. О визите лейтенанта я не обмолвился ни словом.

Так мне и иадо, черт мепя попес па Малую Страну!

Теперь уж ничего пе поделаешь, я принял вызов! Сколько ни отказывайся – оп, наверное, не выполнил бы своей угрозы,- но в конце концов и ягненок может рассердиться. Он меня ранит, это ясно… а сам наверняка останется невредим. Я буду лежать раненый, не смогу заниматься, пропущу установленный срок. Может быть, лучше быть убитым?

…Снова звякнула сабля, раздался стук, и вошел вчерашний лейтенант в полной парадной форме. Он козырнул и сказал, что обер лейтенант Рубацкий не намерен так оставить дело, что он в последний раз требует поединка.

Я с досадой отвечаю, что вчера уже сказал «нет», а сегодня говорю – «нет и ист».

Лейтенант очень сожалеет, но он должен сказать, что обер-лейтенант ударит мепя хлыстом но лицу при первой же встрече.

Я о гневе вскакиваю и подхожу к нему.

– Не ударит, ручаюсь вам!

– Обязательно ударит… Всего хорошего!

– Постойте! Каким оружием вы предлагаете драться?

– 11а саблях.

– Хорошо, я принимаю вызов!

Лейтенант с удивлением глядит на меня.

– Принимаю,- говорю я, дрожа от злости,- на следующих условиях. Во-первых, вы сами обеспечите меня оружием и секундантом, во-вторых, дадите мне за себя и за других честное слово, что об этом не будет знать никто на свете, и выберете для поединка совершенно безопасное место.

– Даю честное слово!

Он ушел, вежливо попрощавшись, даже подчеркнуто вежливо. Сегодня или завтра он зайдет еще раз, чтобы договориться о деталях.

Ну вот я и попал в переделку. Вполне возможно, что о поединке не узнают… Может быть, кондукторша подслушивала наш слишком громкий разговор, ручаюсь, что она подслушивала, ведь я знаю, что она – причина всего. Теперь я понимаю, в чем все дело: своим невниманием я уязвил ее женское самолюбие. Нет, не тогда я вел себя, как дурень. Теперь я задурил. Ведь если об этой дуэли узнают, прощай адвокатура! До конца дней своих я останусь кандидатом на адвокатскую должность. Ну что ж, небольшое состояние у меня есть, да и у Отилии тоже. Но ведь я даже не знаю, пойдет ли она за меня замуж!