Стиляги. Как это было

– Извини, Кать… Просто представил… Ты, наверное, шла сюда и думала, как сижу я тут, сирота, и плачу над своей горькой судьбой? Да не хочу я обратно! Знаешь, Кать, я тебе даже благодарен. Нет, правда! Всех в школе в комсомол принимали – и я как все. Все в институт пошли – и я следом. А как же – отец рабочий, сын – инженер, все как положено! Если б не ты, так и сидел бы – как все, экзамены сдавал, а потом всю жизнь у кульмана стоял. Не мое это, понимаешь? Мне хорошо, Катя, понимаешь?! – вскочил он. – Здесь мужики – вот такие! С этими ребятами тоже ладим, – хлопнул он по плечу пустоглазого бетонного пионера. – Понятливые, немногословные. Вечером репетирую тут, – указал он на саксофон в футляре. – Им нравится! Стилем учу танцевать, – обнял он двух девушек с веслами. – Получается!.. – засмеялся он. – Спасибо, что зашла, Кать. У меня времени нет, извини. Работа сдельная – сколько налепил, столько получу. А мне жену молодую кормить надо!

– Жену?.. – дрогнувшим голосом спросила Катя.

– Скоро распишемся.

Катя какое-то время смотрела на него с искаженным лицом. Потом молча повернулась и пошла через двор.

Петрович спустился по лестнице с верхотуры.

– Вот это баба! – в восторге сказал он. – Твоя?

– Нет.

– Зря теряешься! – Петрович подошел к воротам цеха, глядя ей вслед. – Ох, баба! Ну, баба! – мечтательно покрутил он головой. – Ей бы весло в руки!..

Мэл стоял со своим квартетом на “бирже”.

– А ударник – ты-дыч, ты-дыч, ты-дыч… – брызжа слюной, отбивал ритм по коленям Дрын. – И тут сакс вступает: вау-у…

Между лабухами деловито сновали барыги:

– Проводы на пенсию – баян, труба, ударные…

– Утренник в женской школе – фортепиано, скрипка, кларнет…

– Может, завалимся в женскую школу? – предложил Дрын. – Косички-фартучки. Наведем шороху!

Все засмеялись.

Нолик вклинился между ними:

– Джаз-банд на первомайские… – таинственно сообщил он.

– Сколько? – обернулся Мэл.

– Тридцать рублей.

– У-у… – переглянувшись, протянули они хором.

– За такие хрусты лабухов кабацких покупай, – кивнул Дрын через плечо, и они отвернулись, оставив Нолика за кругом.

Тот побродил за спинами и снова втиснулся между ними.

– Тридцать пять! – отчаянно, будто от сердца отрывая, сказал он.

– Нолик! – приобнял его за плечи Мэл. – Имей совесть, хотя бы по праздникам.

– А сколько?

– Тридцать пять. На каждого.

Нолик сделал круглые глаза.

– Не торгуйтесь, мужчина, – гнусавым бабьим голосом протянул Дрын. – Получите удовольствие согласно тарифу!

Нолик потоптался и, глядя в сторону, протянул деньги и клочок бумаги в опущенной руке:

– Адрес… Аванс… Добираться поодиночке…

Джаз-банд расположился на сцене, Дрын сел за ударные, отбил дробь на тарелках. Мэлс вышел вперед.

– Товарищи! – объявил он. – Торжественный вечер, посвященный Международному дню солидарности трудящихся, разрешите считать открытым! – Он поднял саксофон и заиграл “Интернационал”.

Набившиеся в тесный клуб чуваки и чувихи молча ждали. Постепенно в зале стал нарастать недовольный ропот. Нолик за кулисами отчаянно крутил пальцем у виска и строил страшные рожи. Мэлс невозмутимо вел бравурную мелодию. Потом прервался и повторил последнюю фразу с середины, потом еще раз – все быстрее и короче, подмигнул своим – и джаз-банд грянул в бешеном ритме. Стиляги захохотали, оценив шутку, и бросились танцевать.

Мэлс увидел, как Полли, бросив партнера, выбралась из танцующей толпы и привалилась к стене, закрыв рукой глаза. Он кивнул Дрыну, положил саксофон и спустился в зал.

– Голова закружилась… – виновато сказала она.

– Может, на воздух выйти? – забеспокоился Мэлс.

– А, уже все прошло, – беспечно махнула Польза.

– Тогда хильнем тройным гамбургским?

Они закружились щекой к щеке.

– Скоро, наверное, танцевать уже не смогу, – пожаловалась она.

– Давай завтра заявление подадим, – сказал Мэлс. – А то будешь на свадьбе животом родню пугать.

– Как скучно, Мэл! – укоризненно протянула Полли. – А я-то мечтала: “Позвольте предложить вам руку и сердце…”

– Сударыня! – с чувством произнес он. – С тех пор, как я увидел вас, я потерял покой и сон. Составьте мое счастье, будьте моею женой!

– Ах, все это так неожиданно, право… – жеманно закатила она глаза. – Я должна испытать ваши чувства.

– И долго будешь испытывать? – засмеялся Мэлс.

Польза начала с детской деловитостью загибать пальцы.

– Четыре с половиной месяца, – сообщила она.

Мэлс резко остановился.

– Мэл, – уже серьезно сказала Полли. – Я ведь не сказала “нет”. Давай подождем ребенка. А потом вместе решим. Хорошо? – она заглянула ему в глаза и примирительно улыбнулась.

Они снова закружились в танце…

– Атас! Чуваки, облава! – раздался вдруг крик, и стиляги бросились к дверям.

Мэлс, схватив Полли за руку, прорвался сквозь встречную толпу к сцене, схватил саксофон, и они выбежали на улицу…