Я слушал, кивал головой, соглашаясь, и… не слышал. Во мне будто поселились два человека. Один — убежденный, что все это временное помутнение, что все закончится, стоит только выкинуть ненужные мысли из головы. Он мечтал об отъезде напарника, как об избавлении… от самого себя. А второй молча выл, доказывая тем самым, что в словах доктора есть зерно правды, и мечтал о встречи со Скоттом.
Долго это продолжаться не могло. Две разделенные части моего сознания, причем каждая по-своему, ждали финал.
И он все-таки наступил. Проснувшись рано утром, я понял, что сегодня истекает срок, поставленный Хейзу шефом. А значит, он появится на работе за документами. Я понял, что не хочу с ним встречаться. До сих пор не понимал, чего на самом деле хочу.
Позвонив и предупредив Майкла, что у меня важная встреча с информатором, я остался дома. Время тянулось. Мой взгляд постоянно натыкался на часы. Воображение рисовало картину прихода Скотта к шефу. Такой, как он, не отступит. А поэтому уйдет. Нет, уедет… Сделав очередной звонок одному моему знакомому, я убедился, что напарник приобрел билеты на вечерний рейс. Восемь часов. Казалось, эта какая-то красная черта, перейди которую и, все, возврата больше не будет. Будет или конец, или начало. Я смотрел на часы и ждал, когда стрелка сделает очередной шаг. Как безумный, следил за ее мерным ритмом.
Я то сидел спокойно, то метался из угла в угол, снова и снова терзая свою память. И вспоминалось не плохое, пережитое с ним, а все хорошее: его слова, запавшие в душу; его светлая улыбка, которую он мне дарил в больнице; его раскатистый смех; эта тяжесть тела, накрывшего меня в момент опасности. Стараясь прогнать мысли прочь, я понимал, что у меня уже нет сил бороться. Особенно ярко помнился он мне в квартире… Правильно ли я делаю, что не пытаюсь его остановить?
И словно в ответ на мой вопрос грудь резко сдавило от нехватки кислорода. Будто легкие желали вновь почувствовать запретный аромат, даривший мне облегчение.
Я снова сходил с ума.
Последние часы я провел, сидя на кухне, опустив голову на стол. А потом бездумно встал, оделся и поехал к нему.
Я не просто ехал — я летел, боясь опоздать. И ругал себя за свою медлительность. Чего я хотел? Увидеть его? Нет? А если увидеть, то зачем? Что я хотел сказать ему? Вопросы роем крутились у меня в голове. Но я все-таки ехал, потому что не мог уже больше сидеть один наедине с мыслями, раздиравшими на части. Я не мог отпустить его. Просто не мог.
Через полчаса я остановился около его дома. Взволнованность ушла. Все ушло. Осталась лишь слепая вера, что я поступаю правильно. Гонимый желанием его остановить, я даже не заметил, как оказался перед дверью.
Я не думал ни о чем. В голове было легко и пусто, будто все мои размышления покинули меня в одночасье. Поднимая руку к звонку, я не особо задумывался, что буду говорить, как отговаривать. Меня ничто не заботило. Я твердо знал, что нахожусь именно там, где должен. Улыбнувшись, я нажал на звонок.
Скотт распахнул дверь и застыл. Он полностью был собран: парень стоял напротив меня в черных брюках и вязаном свитере. Я шевельнулся и напором протолкнулся вперед, закрывая за собой дверь.
Хейз выглядел растерянным. Я окинул взглядом его квартиру, наталкиваясь на стоявшие в стороне сумки и открыто лежавшие авиабилеты. Эти детали оказались последней каплей, прорвавшей плотину внутри меня. Я в мгновение ока подошел к столу и на мелкие куски порвал эти ненавистные билеты. Словно это могло решить все.
— Это не поможет, Джек, я куплю другие, — апатично произнес Скотт, следя за тем, как падали безжалостно разорванные клочья бумаги на пол.
Я сжимал кулаки, а потом поднял руку к горлу. Гнев и отчаяние душили меня, не давая возможности произнести хотя бы слово. Я хотел кричать, орать во все горло. Желал бросить ему в лицо, что он трус. Мысли путались с чувствами. Хотелось выплеснуть всю горечь, скопившуюся в моей душе, всю ту боль, те противоречия, сомнения, раздиравшие меня с момента последнего разговора между нами. Но вместо этого я молчал, прожигая его безмолвным взглядом. И только грудь быстро поднималась и опускалась, а пальцы дрожали за спиной. Я понимал, что надо выпустить наружу все то, что зрело во мне, но не находил слов.
— Останься, — тише листвы на ветру прохрипел я.
— Зачем?
Я искал ответ у себя в сердце, опустив голову, чтобы скрыть свои глаза.
— Потому что… — начал я, медленно поднимая голову, и взглянул на него. Скотт стоял, опустив плечи. Он смотрел жадно, впитывая каждое мое слово. — Потому что ты нужен мне.
Нет, я не хотел отношений с ним, я не хотел его любви. По крайней мере я думал совсем не об этом в эту минуту. Я просто хотел, чтобы он остался.