Стирая границы

– Думаю, я единственная в Мексике люблю настоящий американский панк. Помимо Деми, но она вообще любит все, выходящее за рамки нормы.

– А что насчет жуткого восхищения черепами? – Он указывает на настенную фреску на одном из зданий, где яркими красками нарисованы черепа.

– Это не жутко, Райан. Мексиканцам нравится чествовать ушедших людей и украшать дома черепами, чтобы их души были нам ближе. У нас даже есть особенный праздник – Dia de los Muertos, День Мертвых. Мы украшаем могильные камни нарисованными черепами и приносим умершим членам семьи их любимую еду. Клянусь, их присутствие можно почувствовать.

– Когда я умру, принеси мне парочку тех тамалес Лолы, пожалуйста. Я точно вернусь из мертвых ради них.

Я смеюсь.

– Будет сделано, мистер Америка.

Он усаживается поудобнее.

– Одну вещь я ненавижу в Мексике и на юге.

– Что? – спрашиваю я.

– Жару.

Я улыбаюсь.

– Большую часть времени я вообще ее не замечаю. Наверное, я так привыкла к ней, что даже о ней не думаю.

– А я вот думаю, когда начинаю потеть просто от того, что стою на солнце. Много думаю. Или в моей спальне в спортзале, где нет даже ветерка, чтобы хоть как-то развеять постоянную духоту. В Чикаго лето было ужасным, но зима и снег это сглаживали.

Все три часа езды мы болтаем. Пока мы делимся историями о себе, я чувствую себя ближе к нему, чем раньше. Наш разговор не замирает ни на секунду, пока я говорю о своих родителях и сестрах. Он смеется, когда я рассказываю о том, как думала, что кто-то прячется под моей кроватью по ночам. Я ужасно боялась, что, если слезу с кровати, из-под нее высунется рука и схватит меня.

Он рассказывает мне о матери и об их отдаленности. Она алкоголичка и много пьет, чтобы заглушить боль, через которую проходит, и Райан чувствует себя покинутым. Я вижу, как опускаются его плечи, когда он ее упоминает.

Когда он открывается, с ним легко говорить. Если бы он чаще ослаблял свою защиту… но я знаю, что в прошлом его часто отвергали, и поэтому теперь он закрывается. Стала ли я ближе к нему теперь, когда поделилась историями своей жизни?

Я протягиваю ладонь и кладу ее рядом с его ногой. Возьмет ли он меня за руку? Жаждет ли он прикасаться ко мне так же, как я к нему? Я оставляю руку там и смотрю в лобовое стекло, осматривая окрестности, людей и машины, мимо которых мы проезжаем.

Он поднимает свободную руку, и я жду, что он возьмет мою, но он этого не делает. Вместо этого он запускает руку мне в волосы и гладит меня по затылку большим пальцем. Этот жест разжигает мои чувства. Это так приятно.

– Мне нравятся твои кучерявые волосы, – говорит он, а потом пропускает их через пальцы.

– Они слишком непослушные и пушистые, – говорю я.

– Не-а. Они идеальные.

Его слова остаются у меня как личный подарок, который я буду хранить вечно.

Я говорю Райану съехать с шоссе и направляться в Туланко, город, где живет моя бабушка.

– Не жди, что она живет на каком-то огромном ранчо, – говорю я Райану.

– На маленьком ранчо? – спрашивает он.

– Скорее, это вообще не ранчо. Если моргнешь, то пропустишь его.

Когда мы подъезжаем к дому бабули, я вижу, как замешательство на лице Райана сменяется удивлением. Ее ранчо – всего лишь маленький дом с одной спальней и причудливым садом. Я помню это место из детства. Папа, бывало, привозил нас сюда на выходные, и я помогала сажать цветы и травы в саду.

– Не может быть, что твоя бабушка здесь живет, – говорит Райан.

– Почему ты так говоришь?

Он смотрит на меня так, словно я сошла с ума.

– Ты вообще видела особняк, в котором живешь, Далила?

– Может, ей нравится жить здесь, – говорю я ему. – Не всем хочется жить, как…

– Принцесса, – заканчивает он за меня.

Я игриво пихаю его в живот.

– Нет. Я имею в виду жить с современными удобствами. ¡Abuelita! – кричу я, когда она появляется в дверях и вскрикивает от восторга, завидев меня.

Моя бабуля, может, и крошечная и невысокая, но она крепче любой известной мне женщины. На ней свободный сарафан, напоминающий флаг, развевающийся на ветру.

– ¡Bienvenidos^[72], mija! – говорит она и бежит ко мне с теплой, нежной улыбкой на лице и такими крепкими объятиями, что я гадаю, как в такой маленькой женщине может быть так много силы. Один взгляд на нее успокаивает часть меня, которая никак не может найти себе место.

– Él es uno de mis amigos^[73], Райан, – говорю я ей, показывая на своего спутника.

Бабушка Кармела широко раскидывает руки, потом берет лицо Райана в ладони и целует его в обе щеки.

– Gracias por traer a mi nieta a visitarme^[74], – говорит она, а потом снова целует его в обе щеки в знак бесконечной благодарности.

– Она благодарит тебя за то, что привез меня к ней, – объясняю я Райану, в то время как бабушка Кармела возвращается в дом и зовет нас к ней присоединиться. – Как твой испанский?

– На уровне годовалого ребенка, – отвечает он. – А что?