Сто лет минус пять (Юбилейный выпуск)

Коротко замахнувшись, я съездила ему по уху звякнувшей сумкой. Мужик упал, скорей от неожиданности. Для надежности я ударила его еще пару раз.

– Нож дай, – деловито приказала Лариска.

– Он у тебя.

Лариска задрала ему куртку и пырнула ножом в оголившийся над брюками светлый валик живота с вытаращенным пупком. Потом выдернула и сунула второй раз, в бок.

Когда она выпрямилась, рука ее была пуста.

– Вынь, – сказала я, – не оставляй.

– Не могу, – сказала Лариска, – пойдем отсюда.

– Нет, – сказала я, – надо вынуть, это точно.

Лариска помотала головой. Слышалось короткое частое сипенье. Мужик еще дышал. Мне не хотелось прикасаться к нему.

– Лариска, помогай! Придержи куртку.

– Не могу.

– Иди сюда! – прикрикнула я. – И держи.

Она снова задрала куртку, я достала зажигалку и стала светить. Сталь отозвалась на пламя бликом, нож валялся у мужика под боком, весь запачканный. Но делать нечего, надо было его забрать.

Мерно поскрипывая, кто-то прошел мимо, не задержав шага.

– Во народ, – сказала Лариска, – даже не спросят, может, помочь надо.

Я очищала нож в снегу. Было ясно, что мои перчатки погибли безвозвратно. Позже выяснилось, что не только перчатки, но и пальто. Его тоже пришлось выбросить.

Может быть, нас кто-то искал. Но если даже так, мы ничего об этом не знали. Ни в каких сводках новостей о мужиках тоже не сообщалось. Неделю я прожила у Лариски, чтобы ей не было страшно. А потом вернулась к себе.

Толяна мы нашли в середине августа.

Юрий КАЗАРИН

Ящерица льда

«Все ближе созвездий живой виноград…»

Все ближе созвездий живой виноград,и гроздья его над грозою стоят.Бинтуются главные глины рекою,и вниз головою березы летят.Распустишь глаза – и увидишь такое,что падает с неба светящийся взгляд.И дом превращается в сад,и сад превращается в лес, и рукоюего не раздвинешь, и листья болят…

«Всё моросит ресницами укропа…»

К.

Всё моросит ресницами укропа,ручной листвой, капелью в два прихлопа –зашевелился обморок звезды:в сосуде влаги важные сады,вселенная из яблок и воды –и шепот призраков потопа.Здесь воду гнут, ломают и несут –все серебро, упавшее оттуда,где изумлен собою изумруд,где небеса лицо с ладошки пьют,как зрение, разбившееся в чудо.

* * *

Как память в сердце темноты,в тебе качаются кусты,

и всё, что вечно, знаешь ты –любовь, и жизнь, и смерть, и небо –живут в сосуде пустоты:сума, тюрьма, и корка хлеба,и звезды черствые вполне,язык неслышный – в тишине,и песнь твоя, и сладкий опыт,и мухи первой на окнепотусторонний детский топот.

* * *

В небе лопнула бадья,и по щучьему везеньюс каждой горстью вознесеньякапля штучнее гвоздя:вот земля – и плачут в землювсе, кто сделан из дождя.

Дышим, вечные вполне,что-то слышим в тишинеи еще увидеть можемсвой мизинец на окне –на стекле в скольженье божьем.

* * *

Во чистом поле звезды залегли,и тьму небес в себя вдувает бездна.Дым от костра, как зрение земли,распространяется отвесно.И между оком, вечностью и мглойспит пустота, и в бесконечность чудовонзается иглойи возникает в сердце ниоткуда…

* * *