Сто процентов закона

Истина эта не нова, особенно для юристов. Я ее высказал не с той целью, чтобы повторять и поучать, а лишь потому, что ее, пусть без злого умысла (подсудимому или ответчику причины неважны), даже из самых добрых побуждений, все же иногда игнорируют. В суде драмы и трагедии ставит не режиссер, а сама жизнь. И конфликты решают не безгрешные авторы, а люди, сотканные не из металлических деталей, а из нервных тканей, имеющие разные сердца, неодинаковые характеры, темпераменты и т. д.

Ну кто же из нас усомнится в том, что служение обществу и государству — высший долг советского человека? Что нам, построившим первое в мире государство свободного труда, где благо человека — альфа и омега бытия, нет ничего дороже общественных интересов? Ценность человеческой личности утверждает наша мораль, закрепляет наше право. Поэтому вслед за выдающимся криминалистом XVIII века Чезаре Беккариа мы повторяем: «Нет ничего опаснее принципа придерживаться общего духа закона и пренебрегать его буквой». И все же один из вечных вопросов, что же раньше спасать при пожаре: мертвую картину Рембрандта или живую кошку — в каждом конкретном случае решать очень нелегко.

Естественно, столь обнаженно, выпукло и категорично перед юристами этот вопрос не ставится. Но от этого существо дела не меняется. Все равно скальпель судебного исследования рано или поздно обнажит проблему — и тогда придется совершенно определенно сказать: буква закона или все иное, что ему противостоит. И ответ этот становится пробным камнем для служителей Фемиды.

В море житейском вздымаются не только «девятые валы» трагедий, в нем волнуется и зыбь повседневности. И судьям часто приходится определять, правильно ли уволили с работы Марию Петровну, виноват ли Иван Иванович в мелком хищении и какая доля наследства приходится Петру Сидоровичу. К сожалению, внешняя незначительность конфликта порой рождает небрежность и, что еще хуже, безразличие к людским судьбам. Так, холодный, формальный, разбитый на буквочки закон либо согревает людей справедливостью, либо замораживает души неправотой…

Ту общеизвестную истину, что люди в большинстве своем не ангелы, но отнюдь и не злодеи, еще раз убедительно доказывает семья Шумилиных.

Глава ее, Николай Семенович, участвовал в гражданской войне, в финской, партизанил в Великую Отечественную. В свое время женился на вдове погибшего брата с четырьмя детьми, да еще двое своих сыновей родилось. Работал Николай Семенович сторожем. Но сказать, что честно исполнял свою скромную должность, не могу. Судили в свое время старика: украл несколько банок варенья.

Два сына с ним живут. Егор и Иван. Об Иване в Истре услышишь только хорошее: демобилизованный офицер, учительствует, пример для многих. Егор же женился, не разведясь с первой супругой, — судили. Лошадь по его вине погибла — снова суд.

Как видите, примерной эту семью не назовешь. Если все суммировать и посчитать, минусов даже может оказаться больше.

— Только при чем тут жилплощадь? При чем индивидуальное домостроение, принадлежащее, вернее принадлежавшее этой семье? — такие вопросы я задавал прокурору Истринского района Антонине Ивановне Николаевой.

— Видите ли, — ответила Антонина Ивановна, — семья эта не очень… на высоте. Подозрительная какая-то семья.

— Что ж в ней подозрительного?

— Иван — тот, видать, человек хороший. А вот Егор… И жен все время меняет, и судили его.

— Но разве это повод для конфискации имущества?

— С домом они тоже махинации совершали.

— Именно?

— Уж я теперь не помню. Но что-то было.

Слабый, однако, аргумент для того, чтобы на его основании вершить правосудие. Мне, например, как и прокурору, тоже кажутся подозрительными некоторые поступки отдельных членов семьи Шумилиных. В 1953 году они приехали в Истру из Ново-Петровского района и перевезли дом, поставили его на участке очередной жены Егора. Заключили сделку: часть домостроения стала принадлежать отцу, часть — невестке. А потом Егору дали другой участок, и он начал строиться самостоятельно. Когда дом был на три четверти готов, Егор продал его своей сводной сестре Екатерине. Приемная дочь предлагает отцу продать свою долю старого дома, а деньги вложить на достройку нового, поскольку они с мужем уезжают и т. д. и т. п.

Непонятные сделки? Согласен. Но эти сделки между своими — извне денег не поступает. И все же подозрительно. Закон, верно, совершенно определенно говорит, что бремя доказательства вины лежит на обвинении. Не я должен доказывать, что я не виноват, а обвинение должно доказать, что я виноват. Это основа нашего права. Но в Истре пренебрегли этим требованием закона. Срочно снаряжается оценочная комиссия. И дом, который стоил 6 тыс. руб., вдруг стал стоить 13 тысяч.

— Где вы взяли такую сумму? — спрашивают у Шумилиных.

— Но оценка произведена неверно. Мы требуем повторной экспертизы, — просят Шумилины.

Однако их никто уже не слушает: «что-то было», «что-то подозрительное было».