Саймон ухмыляется. Я перебрасываю лапку в его миску. «Кушай, кушай», — говорю я с милой улыбкой и кладу себе ножку. Саймон мрачно созерцает некогда танцевавшую лапку. Он осторожно надкусывает и жует ее с глубокомысленным видом. Потом вежливо кивает Ду Лили и говорит: «Угу. Вкусно, очень вкусно». Ее лицо озаряется таким счастьем, будто она выиграла конкурс «Повар года».
— Хорошо, что ты ее поблагодарил.
— Но это на самом деле вкусно, — говорит он, — не потому, что я старался быть вежливым.
Я вонзаю зубы в ножку и откусываю микроскопический кусочек. Прожевываю, перекатывая его во рту языком. Никакого привкуса крови. Мясо удивительно нежное и ароматное! Я съедаю все до костей. Пью бульон: такой чистый и вместе с тем очень наваристый. Я вылавливаю из котла крылышко. Дожевывая, прихожу к выводу, что китайские деревенские куры гораздо вкуснее американских, выращенных в аналогичных условиях. Не потому ли, что их по-другому кормят? А может, все дело в кровавом бульоне?
— Сколько катушек отщелкала? — спрашивает Саймон.
— Шесть, — отвечаю я.
— Тогда назовем этот супчик «весенняя курочка и шесть катушек».
— Но ведь сейчас осень.
— Я называю его в честь Ду Лили, пускай она и не весенняя курочка, как ты справедливо заметила, — Саймон содрогается и умоляет, подражая горбуну Квазимодо, — прошу вас, госпожа, не бейте меня.
Я осеняю его голову крестом:
— Ступай с миром, ты прощен… придурок.
Ду Лили держит в руках бутылку с бесцветной жидкостью.
— Я купила это вино, когда закончилась «культурная революция», — провозглашает она, — но последние двадцать лет у меня не было причин для праздника. Сегодня у меня три причины сразу. — Она наклоняет бутылку над моей пиалой и протяжно вздыхает: «Аах!», будто не вино нам наливает, а опорожняет мочевой пузырь. Когда пиалы наполнены, она поднимает свою —
— Видишь? — спрашивает Кван по-английски. — Надо поднимать пиалка все выше, выше, пока не выпить все до капли. — И показывает, как это делается: «Аах!»
Ду Лили наливает себе и Кван по второй.
Ну, если даже Кван, королева трезвенников, может пить этот напиток, то он, очевидно, совсем слабенький. Мы с Саймоном чокаемся и глотаем, чтобы тут же начать судорожно ловить воздух открытыми ртами, словно пара пройдох в ковбойском салуне. Кван и Ду Лили хлопают себя по коленкам и хихикают. Они показывают на наши пиалы, все еще наполовину полные.
— Что это? — хрипит Саймон. — Я думал, эта штуковина мне гланды вырвет.
— Неплохо, а? — Кван наполняет его пиалу до краев, прежде чем он успевает отказаться.
— На вкус как пропитавшийся потом носок, — говорит он.
— Сок? — Кван отпивает из своей пиалы, причмокивает губами и одобрительно кивает.
Через двадцать минут после третьей пиалы голова становится ясной-ясной, а ноги наливаются свинцом. Я вскакиваю и, повизгивая, начинаю топать занемевшими ногами. Саймон следует моему примеру.
— На вкус, конечно, дерьмо, — говорит он, потягиваясь, — но, знаешь, я чувствую себя на все сто.
Кван переводит его слова Ду Лили:
— Он говорит, неплохо.
— И как же называется этот ваш напиток? — спрашивает Саймон. — Может, нам стоит взять домой бутылку-другую?
— Этот напиток, — медленно произносит Кван, почтительно взирая на пиалу, — называется вино «Пьяная мышь», что-то в этом роде. Очень известное вино в Гуйлине. Приятно на вкус и для здоровья полезно. Требует долгой выдержки. Десять, а может, и двадцать лет. — Она делает знак Ду Лили, чтобы та показала бутылку. Ду Лили протягивает нам бутылку, стуча пальцем по красно-белой этикетке. Бутылка почти пуста.
— А что на дне? — спрашивает Саймон.
— Мышь, — отвечает Кван, — поэтому вино и называется «Пьяная мышь».
— А что на самом деле?
— Гляди, — Кван показывает на дно бутылки, — мышь.
Мы смотрим. И видим что-то серое. С хвостом. Я осознаю, что меня сейчас должно стошнить. Но вместо этого мы с Саймоном смотрим друг на друга и хохочем. Мы не можем остановиться. Смеемся до колик, хватаясь за животы.
— Чего мы ржем? — выдавливает Саймон.
— Должно быть, пьяные.
— А я вовсе не чувствую себя пьяным. Чувствую… вкус к жизни.
— Я тоже… Эй, взгляни на эти звезды. Правда, они здесь больше? Не просто ярче, а больше? Я словно съежилась, а все остальное стало больше.
— Ты смотришь на мир глазами маленькой мышки, — говорит Кван.
Саймон указывает рукой в сторону гор. Тени от них нависают над стеной двора.
— А эти горы огромные, — говорит он.
Мы молча смотрим на горы. Через какое-то время Кван толкает меня локтем.
— Теперь ты, может, увидишь дракона? Два дракона, бок о бок. Да?
Я прищуриваюсь. Кван берет меня за плечи, пытаясь направить мой взгляд в нужном направлении.
— Сощурься, — командует она, — выброси из головы американские представления. Думай по-китайски. Чтобы твой разум был словно во сне. Два дракона — мужчина и женщина.
Я открываю глаза. У меня такое ощущение, будто прошлое стало настоящим, а настоящее осталось далеко позади.