Сто тайных чувств

Молодчина Кван, случайно оговорившись, произнесла ее имя именно так, как надо.

— Саймон-я, может, ты знать эта девушка Элси? Она говорить, что знать тебя, угу.

Его лицо вытянулось.

— Эльза?!

— Ой, теперь она така-ая счастливая, что ты ее вспомнить. — Кван приложила ладонь к уху, слушая воображаемую Эльзу. — А? Чего? А!.. Ладно-ладно. — Потом она повернулась к нам. — Говорить, ты не поверить, она уже встретить много известный музыкант, тоже мертвый… — Кван снова посовещалась с камином. — Чего? А… А? Ага… Нет-нет, прекрати. Элси, очень много имен! Ты называть так много известные люди, я не могу повторить! Ладно, только одно… Шоумен? Нет? Я неправильно сказать?

— Шопен? — намекнула я.

— Да-да, Шопен тоже. Но это имя как Шоумен… Ой! Теперь понятно! Ш-шуман!

Саймон зачарованно следил за ней. Я была поражена. Я понятия не имела, что Кван разбирается в классической музыке. Она обожала песенки в стиле «кантри» о разбитых женских сердцах.

— Еще она говорить, так рада встретить мама, папа, старший брат. Ее настоящая семья, не приемная. Ее настоящее имя звучит как Ваваски, Ваковски, я думаю, японское… А? Не японское?.. Угу. Она говорить, польское, польско-еврейское. Чего?.. А, ладно. Говорить, ее семья давно умерла, потому что… Отравить…

— Аушвиц, — поправила я.

— Нет-нет, отравить. Да-да, я права, отравить, вся семья, ага! — Кван снова приложила руку к уху, — много времени, трудно понимать, что говорит человек из Мира Йинь. Волнуется, быстро говорит. А?.. — Она насторожилась. — Теперь говорит, бабушка-дедушка, они умерли в это место, Аушвиц, во время войны в Польша… — Кван украдкой подмигнула мне и снова обратилась к камину с удивленно-озабоченным видом: — Ай-я! Ш-ш! Ш-ш! Элси, ты много страдать, слишком печально, ой… — Кван дотронулась до своего колена. — Говорить, авария, вот как она получить шрам на своя маленькая детская нога.

Мне казалось, что я ничего не написала о шраме. Должно быть, я все-таки сделала это, и правильно. Эта деталь тоже многого стоила.

Саймон вдруг выпалил:

— Эльза, ребенок? Что с ребенком, которого ты ждала? Он сейчас с тобой?

Кван озадаченно уставилась на камин. Я задержала дыхание. Черт! Я забыла упомянуть о чертовом ребенке. Кван сосредоточенно смотрела на камин.

— Ладно-ладно. — Она повернулась к нам и беззаботно махнула рукой. — Элси говорить, нет проблем, не волнуйся. Она встретить этот человек, очень хороший человек, который должен был быть ее ребенок. Он еще не родиться и поэтому не умереть. Он немного подождать и теперь родиться у кого-то еще.

Я облегченно выдохнула. Но потом я заметила, что Кван обеспокоенно таращится на камин. Она хмурилась и качала головой. И вдруг, в тот самый момент, я почувствовала покалывание в макушке и увидела брызжущие из камина искры.

— А… Теперь Элси говорить, ты, Саймон, должен больше не думать о ней. — Голос Кван звучал тихо и как-то неуверенно. — …А? Ага. Это неправильно, да-да, тратить своя жизнь, думая о ней… А? Угу. Ты должен забыть ее, говорить она, да, забыть! Никогда не произносить ее имя. У нее теперь новая жизнь. Шопен, Шуман, ее мама-папа. У тебя теперь тоже новая жизнь…

Потом она сказала Саймону, что он не должен упускать свой шанс (имея в виду меня), пока еще не слишком поздно, что я — его настоящая любовь, что он будет всю жизнь сожалеть, если упустит удачу, выпадающую один раз за несколько жизней. Она трещала без умолку о том, какая я честная и открытая, какая добрая и преданная, какая умная.

— Ой, может, она не очень хорошая хозяйка, пока нет, но ты подожди и увидишь. Если нет, я научить ее.

Саймон кивал, впитывая каждое слово Кван. Он выглядел расстроенным и благодарным одновременно. Я по идее должна была играть победу, но мне было плохо. Потому что я тоже видела Эльзу. Я слышала ее.

Она не была похожа на призраков, которых я видела в детстве. Она была соткана из тысячи искр, которые когда-то были ее мыслями и чувствами. Она была грозовой тучей, носящейся по комнате, умоляющей Саймона услышать ее. Я ощущала ее всеми своими тайными чувствами. Змеиным жалом я чувствовала ее желание быть увиденной. Крылом летучей мыши я чувствовала, как она кружится над Саймоном, избегая меня. Всей кожей я ощущала каждую ее слезу, пронзающую мое сердце, подобно молнии. Я чувствовала ее дрожь, бесплодное ожидание быть услышанной. Услышанной Саймоном, а не мной. Только слышала я ее не ушами, а покалыванием в макушке — ощущение, возникающее, когда знаешь правду и все равно отказываешься в нее верить. Ее чувства не имели ничего общего с отрепетированной речью Кван. Она умоляла, плакала, повторяя снова и снова: «Саймон, не забывай меня. Подожди меня. Я еще вернусь».