Столицы. Их многообразие, закономерности развития и перемещения

До появления колонизаторов большинство этих будущих столичных городов были небольшими городками или рыбацкими поселениями и обычно не играли существенной роли в национальной истории этих государств. Постепенно, благодаря своему удобному морскому положению, они превратились в торговые фактории, из которых впоследствии выросли самые крупные города этих стран, часто города чрезвычайно космополитические, которые связали аграрные глубинки и окраины с мировыми торговыми и промышленными центрами. В Азии такими центрами стали Калькутта, Карачи, Куала-Лумпур, Сайгон, Сингапур, Манила, Батавия^[27]. В Африке крупнейшими из портовых городов были Лагос, Касабланка, Дакар, Дар-эс-Салам, Могадишо и Момбаса. В Латинской Америке эту роль играли Буэнос-Айрес, Рио-де-Жанейро, Лима, Сальвадор и Сантьяго (Murphey, 1957: 218).

С освобождением от колониального господства во вновь освободившихся странах наметились также некоторые общие тенденции, связанные с переносом или формированием новых столиц в русле строительства нации и государства. Ключевым фактором возникновения новых столиц во всех трех из этих транснациональных групп государств было освобождение от колониального прошлого, колониальных символов и интенсивное национальное возрождение. Новые столицы при этом выступали важным рычагом национального и государственного строительства, которое было в значительной мере направлено на освобождение от имперского гнета и – в более широком смысле – от колониального наследия в целом, политического, экономического и символического. Строительство новой столицы вписывалось в общие планы воссоздания национальной культуры, этоса и литературы, процессы, которые описал в свое время Бенедикт Андерсон (Anderson, 1991).

Помимо собственно национальных мотивов, здесь играли роль и другие факторы. К моменту завоевания независимости – в эпоху железных дорог, автомагистралей и воздушного транспорта – многие из старых столичных городов, расположенных в портовых городах (entrepot), утратили свои логистические и коммуникационные преимущества.

Помимо этого, в колониальных городах обнаружились существенные и очевидные недостатки, связанные с типичным для них нахождением на морских окраинах этих стран. Нужды более эффективного администрирования диктовали необходимость переноса столиц в более центрально расположенные регионы и города, у которых, напротив, могли бы быть существенные коммуникационные преимущества для администрирования (Murphey, 1957: 219–221).

Другим очевидным и опасным минусом этих городов был их бесконтрольный рост, который превращал их в оазисы нищеты и скученности из-за неразвитости городских сетей и общей низкой плотности городов, характерной для большинства вновь освободившихся стран. Кроме того, тени колониального прошлого ложились на старые столицы, оторванные от автохтонных политических и религиозных центров, устройство и уклад которых на протяжении длительных отрезков истории определялись господством иностранных завоевателей или задачами колонизации. В некоторых из этих столиц титульная нация или составляла меньшинство населения, или едва превосходила в численности другие этнические группы.

Градообразующие народы – китайцы в Юго-Восточной Азии (прежде всего, в Малайзии, Индонезии, Таиланде и на Филиппинах)^[28]

, индусы и арабы в Восточной Африке, армяне в Закавказье, Турции и некоторых других регионах Азии, евреи – в Центральной и Восточной Европе, поляки в Украине и Литве – часто составляли большинство населения в самых крупных городах этих часто зависимых или полузависимых государств. Эти градообразующие народы нередко осуществляли контакты между колонизаторами и местным, преимущественно сельским, населением и воспринимались как народы-посредники.

Последующий опыт национального строительства и смены столиц в период после мировых войн и формального крушения мировой системы империализма как раз и был связан по преимуществу с постколониальными странами, в то время как в метрополиях столицы оставались гораздо более стабильными и статичными.

В государствах Восточной и Южной Европы происходили сходные процессы деколонизации и деимпериализации, которые, однако, обычно не сопровождались сменой политических столиц. Эти государства были колониями и полуколониями континентальных европейских империй или государств с сильными имперскими притязаниями – Османской и Российской империи, Австро-Венгрии, Пруссии (или Германской империи) или Швеции – и возникли на осколках и руинах этих континентальных империй. Три первые империи, пара двуглавых орлов и полумесяц, претендовали на наследие Византии, а Москва и Вена даже на статус Третьего Рима. По этой причине Россия и Австро-Венгрия украсили символ своей государственности византийским двуглавым орлом^[29].