Столп огненный

Эти слова вернули Марджери к действительности, и она поняла, насколько близка была к тому, чтобы совершить смертный грех. Плотское желание едва не возобладало над ее знаниями о благе и скверне. Что ж, ей повезло…

Она намеревалась заманить Неда в тайник, чтобы поговорить, а не чтобы целоваться.

– Нед, меня заставляют идти замуж за Барта. Что мы с тобой будем делать?

– Не знаю, – честно ответил Нед.

7

Ролло заметил, что Суизин изрядно пьян. Граф полулежал в большом кресле перед сценой, сжимая в правой руке кубок. Молодая подавальщица подлила ему вина, а он внезапно схватил ее за грудь своей увечной левой рукой. Девушка испуганно вскрикнула и отшатнулась, пролив вино, а Суизин расхохотался.

На сцену вышел актер и стал читать пролог. В прологе объяснялось, что, дабы показать историю воздаяния, сперва следует поведать о грехе; это необходимо, и потому у зрителей, которых подобное может оскорбить, заранее просят прощения.

Ролло увидел, как в залу прокралась его сестрица Марджери заодно с Недом Уиллардом, и сердито нахмурился. Эти двое воспользовались игрой в «Поймай оленя», чтобы уединиться, и наверняка устроили – или надумали устроить – что-нибудь неподобающее.

Юноша не понимал свою сестру. К вопросам веры она относилась чрезвычайно серьезно, однако всегда отличалась склонностью к своеволию. Как такое возможно? Для Ролло сама суть веры состояла в подчинении и послушании. Вот в чем главная беда протестантов: они думают, будто у них есть право решать самостоятельно. Но Марджери ведь истовая католичка.

На сцене появился актер, изображавший Неверность, о чем свидетельствовал огромный гульфик. Он подмигивал, вещал, прикрывая рот ладонью, и постоянно оглядывался, как бы удостоверяясь, что его не подслушивают прочие действующие лица пьесы. Зрители засмеялись, узнавая в этой фигуре преувеличенный, но хорошо знакомый образ.

Разговор с сэром Уильямом Сесилом лишил Ролло душевного равновесия, но теперь юноша думал, что повел себя, пожалуй, не слишком разумно. Пусть принцесса Елизавета и вправду протестантка, с какой стати ломать голову на ее счет? Королеве Марии Тюдор всего сорок один год, она в добром здравии, не считая мнимых беременностей, и будет править долгие десятилетия.

На помост вышла Мария Магдалина. Судя по всему, этой грешнице до раскаяния было еще далеко. Она расхаживала по сцене в алом платье, теребила ожерелье, стреляла глазами в Неверность. Ее губы были подведены каким-то красителем.

Ролло удивился, ибо до сих пор не замечал женщин среди прибывших в замок актеров. Вдобавок, даже пускай он не видел именно эту пьесу ранее, женщинам, о чем ему было известно, запрещено лицедействовать. Компания актеров состояла из четверых мужчин и мальчика лет тринадцати. Ролло недоуменно уставился на Магдалину, но потом его словно осенило: она того же роста и телосложения, как мальчик-актер.

Другие зрители тоже понемногу сообразили, в чем дело, и послышались восхищенные и изумленные шепотки. Однако можно было различить и негромкие, но явственно слышные недовольные голоса. Обернувшись, Ролло понял, что эти голоса доносятся из того угла, где расположилось семейство Филберта Кобли. Католики воспринимали пьесы спокойно, при условии, что они были религиозного содержания, а вот некоторые убежденные протестанты отвергали лицедейство как таковое. Мальчик, переодетый женщиной, оказался той искрой, что воспламенила их праведный гнев, особенно если учесть, как этому мальчику полагалось вести себя по роли. Все протестанты стояли с каменными лицами – кроме Донала Глостера, молодого писца и помощника Филберта. Донал смеялся ничуть не тише остальных зрителей. Ролло, как и вся молодежь города, знал, что Донал влюблен в Рут, красавицу дочь Филберта. Наверное, он просто притворялся протестантом, чтобы завоевать сердце Рут.

На сцене актер, изображавший Неверность, заключил Магдалину в объятия и одарил ее затяжным сладострастным поцелуем. Это вызвало новую волну хохота, свист и улюлюканье; пуще других старались молодые парни, уже догадавшиеся, что блудницу играет мальчик.

Но Филберт Кобли, низкорослый, грузный и широкий в поясе мужчина с редеющими волосами и всклокоченной бородкой, не оценил шутку. Его лицо побагровело, он потрясал кулаками и что-то выкрикивал. Поначалу никто не обращал на него внимания, но когда актеры наконец разорвали объятия и хохот стих, люди стали оборачиваться, выясняя, кто это кричит и почему.

Граф Суизин тоже оглянулся. Его лицо сделалось сердитым. Вот теперь-то все и начнется, подумалось Ролло.

Филберт прекратил кричать, бросил что-то своему окружению и направился к двери. Семья последовала за ним. Донал поплелся за ними, но Ролло видел, что молодой писец откровенно разочарован.

Суизин поднялся со своего кресла и шагнул к протестантам.

– А ну стойте! – крикнул он громовым голосом. – Я никому не позволял уходить!

Актеры на сцене прервали исполнение и повернулись посмотреть, что творится среди зрителей. Ролло счел такую перемену ролей забавной.

Филберт остановился, обернулся и возопил в ответ графу:

– Нам не место в этой содомской обители!