Столп огненный

Нет, Бертрана не назовешь полным тупицей, подумалось Пьеру, но все-таки умом он не блещет.

– Готов поклясться, есть девчонка, которая прежде на вас и не смотрела, а потом вдруг взяла и поцеловала.

С девчонками такое бывает сплошь и рядом, в чем Пьер убедился на собственной шкуре, однако Бертран явно поразился его провидческим способностям.

– Верно. Ее зовут Клодель… Откуда вы узнали?

– Говорю же, вы счастливчик. – Пьер подался вперед и понизил голос, словно намереваясь поведать некую тайну. – Однажды, когда кузен моего деда уже постарел, нищий раскрыл ему секрет удачи.

Бертран не устоял и клюнул на наживку.

– И какой же?

– Нищий сказал ему: «Когда мать тебя носила, она дала мне монетку, потому-то тебе и везет всю жизнь». Это правда.

Бертрана такое объяснение, похоже, разочаровало.

Пьер воздел палец, будто фокусник, готовый сотворить очередное магическое ухищрение.

– А затем нищий сбросил свое грязное тряпье и предстал в истинном облике. Он был ангелом!

Судя по виду Бертрана, тому хотелось поверить, но осторожность мешала.

– Ангел благословил кузена моего деда и улетел на небеса. – Пьер еще сильнее понизил голос, перейдя на шепот. – Сдается мне, ваша матушка тоже подавала милостыню ангелу.

– Может быть, – отозвался Бертран, недостаточно пьяный для того, чтобы поддаться на столь грубую лесть.

– Скажите, она была доброй? – спросил Пьер. Мало кто способен ответить «Нет» на такой вопрос.

– Добрее святого.

– Вот видите! – Тут Пьеру припомнилась его собственная матушка. О, какое разочарование она бы испытала, доведись ей узнать, что сын промышляет обманом, избавляя других от их доходов. Бертран сам напрашивается, мысленно объяснил он матушке; этот гуляка – игрок и пьяница. Однако воображаемая матушка все равно не одобрила его занятие.

Усилием воли он прогнал ненужные мысли. Некогда копаться в своей душе, ведь Бертран почти заглотил наживку.

– В вашей жизни был человек старше вас, который хотя бы раз дал вам важный совет. И это не ваш отец.

Глаза Бертрана расширились от изумления.

– Меня всегда удивляло, почему мсье Ларивьер так обо мне хлопочет.

– Его послал к вам ангел. А случалось вам бывать на краю гибели или едва избегать увечья?

– В пять лет я заблудился в лесу и решил, что попаду домой, переплыв реку. Я чуть не утонул, но проходивший мимо священник спас меня.

– Это был не священник, а ваш ангел.

– Великие небеса, вы правы, дружище!

– Ваша матушка помогла переодетому ангелу, и с тех пор этот ангел присматривает за вами. Клянусь своим кошельком!

Пьер не стал отнекиваться, когда Бертран предложил ему вина и сыра. Добрая еда всегда пригодится.

Он сам учился на священника, потому что это был способ вырваться из бедности. Но всего нескольких дней в университете ему хватило, чтобы понять, что студенты делятся на две большие группы и у каждой группы собственная судьба. Юные сыновья нобилей и богатых торговцев метили в аббаты и епископы, некоторые из них даже знали заранее, каким хорошо обеспеченным аббатством или епархией им предстоит управлять, ибо зачастую подобные должности находились фактически в частном владении того или иного семейства. Напротив, умненьким отпрыскам врачей и виноторговцев суждено было стать сельскими священниками.

Пьер по происхождению принадлежал ко второй группе, но твердо вознамерился присоединиться к первой.

Поначалу это разделение виделось не слишком четко обозначенным, и в первые дни учебы Пьер держался рядом с богатеями. Он быстро избавился от своего сельского произношения и научился изъясняться с аристократической ленцой. Потом он счел, что ему улыбнулась удача, когда богатый виконт Вильнев, бездумно вышедший из дома без гроша, попросил одолжить двадцать ливров до завтра. Эта сумма равнялась всей наличности, какой располагал Пьер, но юноша решил не упускать возможность.

Он протянул деньги Вильневу с таким видом, словно для него это был пустяк.

На следующий день виконт и не подумал возвратить долг.

Пьер впал в отчаяние, но ничего не сказал. Тем вечером он утолил голод жидкой овсяной кашей, ибо хлеба купить было не на что.

Вильнев не заплатил и на следующий день. Но Пьер по-прежнему молчал. Он понимал, что, стоит ему потребовать свои деньги, Вильнев и его приятели сразу сообразят, что он – вовсе не один из них, а признание этого круга было для него намного важнее еды.

Прошло около месяца, и вдруг юный нобиль небрежно бросил: «Эгей, Оман, по-моему, я задолжал вам двадцать ливров, нет?»

Собрав волю в кулак, Пьер ответил столь же равнодушно: «Дружище, я совершенно не помню. И вы забудьте. – А потом на него словно снизошло вдохновение, и он прибавил: – Вы же нуждались в деньгах».

Прочие студенты, знавшие, сколь богато семейство Вильнев, расхохотались, и остроумие Пьера закрепило за ним положение в компании.

Когда же Вильнев вручил ему пригоршню золотых монет, Пьер опустил деньги в карман, не удосужившись пересчитать.

Да, его приняли, но это означало, что он должен одеваться, как другие, ездить в наемных экипажах, играть, не пугаясь ставок, и заказывать в тавернах еду и вино столь беспечно, как если бы те ничего не стоили.