Столп огненный

Тот оседлал для гостя лошадь, а сам предпочел идти пешком, ведя в поводу вьючного мула. Пыльная дорога вывела их из города и устремилась в холмы. Барни не был расположен к беседе, но Маурисио говорил за двоих, в своей отрывистой манере. По счастью, ему как будто было все равно, отвечает Барни или нет, понимает или нет, и Барни никто не мешал предаваться воспоминаниям.

Вскоре начались поля сахарного тростника. Зеленые стебли ростом с Барни тянулись ввысь бесконечными рядами, а между ними бродили рабы-африканцы. Мужчины носили оборванные штаны, женщины трудились в свободных платьях-балахонах, а детишки бегали голыми. На голове у каждого раба красовалась самодельная соломенная шляпа. На одном поле рабы, изнемогая под палящим солнцем, копали ямки и сажали побеги. Потом Барни заметил большой деревянный пресс, которым давили стебли тростника, и сок растений стекал в чан внизу. Дальше попалось деревянное здание, внутри которого горел огонь и тяжело дышали меха.

– Кипятильня, – пояснил Маурисио.

– Как люди здесь выживают, по такой-то жаре? Снаружи зной и внутри…

– Многие умирают. Рабов часто меняют. Дорого обходятся.

Наконец показался господский дом – двухэтажный, сложенный из того же кораллового известняка, из какого возвели дворец в городке. Подойдя ближе, Маурисио показал на деревянный домик в тени пальмовых деревьев.

– Белла там.

Он отвернулся и направился к господскому дому.

Барни спешился, привязал лошадь к стволу пальмы. Сглотнул внезапно вставший в горле ком. За девять лет могло произойти что угодно.

Он подошел к домику. Дверь была открыта, и Барни ступил внутрь.

На узкой кровати в углу лежала какая-то старуха. Больше никого в доме не было.

– Где Белла? – спросил Барни по-испански.

Старуха долго молчала, разглядывая его, потом прохрипела:

– Я знала, что ты вернешься.

Эти слова потрясли его до глубины души. Он уставился на старуху, не веря собственным глазам.

– Белла?

– Я умираю.

Барни в два шага пересек комнатку и встал на колени перед кроватью.

Это и вправду была Белла. Ее волосы поредели настолько, что почти исчезли, золотистая кожа сделалась вялой, будто пергаментной, а тело, такое крепкое и желанное, совсем усохло. Но голубые глаза никуда не делись.

– Что с тобою стряслось?

– Лихорадка повес[78].

Барни никогда не слышал о такой болезни, но это не имело значения: с первого взгляда всякий бы понял, что Белла – на краю смерти.

Он нагнулся, желая поцеловать ее в губы, но Белла отвернула голову.

– Я заразная.

Тогда Барни поцеловал ее в щеку.

– Милая моя Белла, – проговорил он. Горе его было столь велико, что язык отказывался слушаться. Барни кое-как справился со слезами – мужчине не пристало плакать – и выдавил:

– Я могу что-то сделать для тебя?

– Да. Окажи мне услугу.

– Все, что угодно.

Прежде чем она успела что-либо сказать, из-за спины Барни прозвучал детский голосок:

– А ты кто?

Он обернулся и увидел в дверях маленького мальчика – золотистая кожа, курчавые африканские волосы отливают рыжиной, глаза зеленые…

Барни повернулся к Белле.

– Ему лет восемь…

Белла кивнула.

– Его зовут Барнардо Альфонсо Уиллард. Пригляди за ним.

Барни чувствовал себя так, будто получил удар по голове лошадиным копытом. К глазам вновь подступили слезы. Белла умирает, а у него, оказывается, есть сын! Жизнь за какие-то мгновения перевернулась вверх тормашками.

– Альфо, это твой отец, – сказала Белла. – Я тебе про него рассказывала.

Лицо мальчика вдруг исказилось от недетской ярости.

– Зачем ты пришел? – выкрикнул он. – Она ждала тебя! А теперь умирает!

– Тише, Альфо, – прохрипела Белла. – Не злись!

– Убирайся! – завопил мальчишка. – Плыви в свою Англию! Вали отсюда!

– Альфо!

– Все в порядке, Белла, – сказал Барни. – Пусть кричит. – Он посмотрел мальчику в глаза. – Моя мама умерла, Альфо. Я все понимаю.

Ярость сменилась слезами. Мальчишка разрыдался и упал на кровать рядом с матерью.

Исхудавшая рука Беллы легла ему на плечи. Он уткнулся лицом ей в бок, продолжая рыдать.

Барни погладил мальчика по волосам. Те были мягкими и густыми. Мой сын, подумал он, мой сын.

Довольно долго все молчали. Альфо наконец прекратил рыдать и принялся сосать большой палец, поглядывая на Барни.

Белла закрыла глаза. Вот и хорошо, подумал Барни. Отдыхай.

Отдыхай, любимая.

Глава 19

1

Сильви была занята – весьма опасным делом.

Париж полнился гугенотами, которые прибывали полюбоваться королевской свадьбой – и дружно скупали бумаги и чернила в лавке на рю де ла Серпан. Еще они, как правило, желали приобрести запрещенные книги, не просто Библию на французском, но и яростные обличительные памфлеты Жана Кальвина и Мартина Лютера с нападками на католическую церковь. Сильви сбилась с ног, день за днем навещая склад на рю де Мюр и доставляя книги в дома протестантов и на постоялые дворы по всему Парижу.

Причем все это следовало делать в строжайшей тайне. Конечно, она привыкла соблюдать осторожность, но теперь ее буквально завалили заказами. В итоге арест грозил ей ныне трижды в день вместо обычных трех раз в неделю. И это изрядно утомляло.