Столп огненный

Сочувствие Марджери усугублялось осознанием того, что эта трагедия, при всей своей дикости, способна подарить ей самой то, о чем она мечтала на протяжении тридцати лет. Она сама стыдилась подобных мыслей, но не могла закрывать глаза на то обстоятельство, что Нед сделался холостяком, а значит, вполне может жениться на ней.

Но даже если это случится, покончит ли свадьба с ее мучениями? Ведь она владеет тайной, которую никогда не сможет открыть Неду. Если она выдаст Ролло, то обречет на гибель собственных сыновей. Так что же, хранить тайну и обманывать человека, которого любишь? Или смотреть, как вешают твоих детей?

Над гробом Сильви звучала заупокойная молитва, а Марджери мысленно молила Всевышнего не вынуждать ее выбирать.

6

Мне словно отрезали руку или ногу. Я никогда не смогу вернуть ту часть своего тела, которая исчезла, когда погибла Сильви. Мне знакомы чувства того, кто пытается ходить, лишившись ноги. Я никогда не избавлюсь от ощущения, что должно быть что-то, чего нет и уже не будет, сколько ни проси. В моей жизни возникла прореха – нет, не прореха, а огромная дыра, и ее ничем не заполнить, никак не закрыть.

Но мертвые продолжают жить в нашей памяти. Думаю, такова истинная природа призраков. Сильви покинула нашу грешную обитель, но я каждый день вижу ее мысленным взором. И слышу тоже. Она предостерегает меня от излишней доверчивости, потешается надо мной, когда я любуюсь фигурами молодых женщин, смеется над чванливыми олдерменами и плачет, соболезнуя больным детям.

Со временем душевные муки и ярость поутихли, и мною овладела спокойная, отчасти даже угрюмая решимость. Марджери вернулась в мою жизнь, как возвращается из-за моря старый друг. Тем летом она перебралась в Лондон и поселилась в Ширинг-хаусе на Стрэнде. Вскоре мы стали видеться каждый день. Я на собственной шкуре познал значение выражения «горькая радость»: это когда в одном ярком плоде сочетаются острая боль утраты и сладость надежды. Мы ходили по театрам, катались на лошадях в полях Вестминстера, плавали на лодках и выбирались в Ричмонд. И любили друг друга – когда утром, когда днем, когда вечером; иногда случалось так, что все это удавалось совмещать.

Уолсингем поначалу относился к ней с подозрением, но она обезоружила его своим обаянием и остроумием; этакое сочетание он нашел неотразимым.

По осени призрак Сильви посоветовал мне жениться на Марджери. «Разумеется, я не возражаю, – сказала она. – Пока я была жива, ты дарил мне свою любовь. Теперь она достанется Марджери. Я всего лишь хочу, глядя с небес, знать, что ты счастлив».