Столп огненный

Завтра, на двенадцатый день Рождества. Если граф Ширинг устраивает пиршество, значит, семейство Неда точно будет среди приглашенных. И Нед собственным ушами услышит объявление о помолвке – конечно, если Ролло не обманул.

– Она любит его? – выдавил из себя Нед.

Ролло явно не ожидал подобного вопроса, и настала его очередь растеряться.

– Не вижу, с какой бы стати обсуждать это с тобою.

Уклончивость Ролло побуждала предположить, что ответом будет «нет».

– А ты почему так заерзал?

Ролло оскалился.

– Проваливай-ка подобру-поздорову, не то я поколочу тебя, как обычно!

Нед расправил плечи.

– Мы больше не в школе, Ролло. Еще посмотрим, кто кого поколотит.

Ему и вправду хотелось подраться, ярость застилала глаза, и было все равно, кто в итоге возьмет верх. Но Ролло все-таки сдержался. Он просто подошел к входной двери и распахнул ту настежь.

– Уходи, – сказал он.

Нед помедлил. Уходить, не повидавшись с Марджери, было не с руки. Знай он, где ее комната, можно было бы кинуться мимо Ролло, взбежать наверх… Но будет глупо, если он примется открывать все двери подряд в чужом доме.

Уиллард положил отрез шелка обратно в сумку.

– Еще поглядим, чья возьмет. Ты не сможешь держать ее взаперти вечно. Рано или поздно я встречусь с нею.

Ролло не ответил, так и стоял у распахнутой двери.

Неда подмывало пихнуть его, но он справился с соблазном: они теперь мужчины, а мужчины не затевают драк по столь мелким поводам. Что ж, придется уйти. Он снова замешкался, прикидывая, как лучше поступить, ничего не придумал – и вышел наружу.

– Не торопись возвращаться, – бросил Ролло ему вслед.

Нед медленно двинулся в ту сторону, где стоял родительский дом, в котором он когда-то появился на свет.

Дом Уиллардов тоже располагался на главной улице, напротив западного фасада собора. Его не раз перестраивали и расширяли за минувшие годы, а потому здание, со всеми пристройками, словно неприглядно расползалось по нескольким тысячам квадратных футов. Но Нед помнил, что ему нравился этот дом, – с огромными очагами, просторной столовой, где частенько случались веселые посиделки, и с мягкими перинами на кроватях. Владели домом Элис Уиллард и двое ее сыновей – а еще, разумеется, бабушка, мать покойного отца Неда.

Войдя внутрь, Нед застал матушку в общей комнате, которая служила ей кабинетом, когда она покидала амбар на набережной. При виде сына Элис выскочила из-за письменного стола, кинулась к юноше, обняла и расцеловала. Сразу бросилось в глаза, что она пополнела за минувший год, но Нед не стал говорить этого вслух.

Он огляделся. Помещение ничуть не изменилось, и его любимая картина висела на прежнем месте. Эта картина изображала Христа и прелюбодейку, окруженных толпою витийствующих фарисеев, что желали побить женщину камнями. Матушка часто повторяла фразу из Библии: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень»[2]. Отчасти картина ввергала в искушение – груди женщины были обнажены, и не так давно это зрелище вызывало у Неда весьма яркие видения и сны.

Из окна открывался вид на рыночную площадь, за которой высился величественный фасад огромного собора, с длинной вереницей стрельчатых окон и сводчатых арок. Этот вид сопровождал Неда, сколько он себя помнил, менялось разве что небо, то зимнее, то весеннее, то летнее. Почему-то этот вид внушал смутную уверенность в собственных силах. Люди рождаются и умирают, города возникают и исчезают, войны начинаются и заканчиваются, а Кингсбриджский собор будет стоять до самого дня Страшного суда.

– Значит, ты ходил в собор вознести молитву? – сказала матушка. – Молодец.

Нед не стал ее обманывать.

– А потом пошел к Фицджеральдам. – На ее лице промелькнула тень неудовольствия, и он прибавил: – Ты ведь не сердишься, что я сначала пошел туда?

– Сержусь, но не сильно, – ответила Элис. – Я еще помню, каково быть молодой и любить.

Ей исполнилось сорок восемь. После смерти Эдмунда все говорили, что она должна снова выйти замуж, и маленький Нед, которому тогда стукнуло восемь, боялся, что мама приведет в дом сурового отчима. Однако она предпочла остаться вдовой, хотя минуло уже десять лет, и ему все чаще казалось, что матушке никто не нужен.

– Ролло сказал мне, что Марджери собралась за Барта Ширинга.

– Прости, милый, я знала, что кто-нибудь да проговорится. Бедняжка Нед, мне так жаль!

– Разве у ее отца есть право указывать ей, за кого идти замуж?

– Отцы ждут, что их будут слушаться. Нам с твоим отцом не пришлось о таком беспокоиться. Будь у нас дочка… которая бы выжила…

Нед понял, что она имела в виду. До Барни матушка родила двоих девочек. На кладбище с северной стороны собора имелись два крохотных надгробия, и Неду доводилось там бывать.

– Женщина должна любить своего мужа, – убежденно сказал он. – Ты бы не заставляла свою дочь выходить за животное вроде Барта.

– Может быть, сынок, может быть.

– Что не так с этими людьми?

– Сэр Реджинальд верит во власть и силу. Он мэр и думает, что дело олдермена[3] – принимать решения и требовать их исполнения. А когда мэром был твой отец, он говорил, что дело олдермена – править городом и служить городу.