Сторрам

Когда заходила об этом речь, и начинали выплёскивать друг другу, а кто ж ещё поймёт: как мальцом увезли, парнем угнали, ни с того ни с сего продали – Гаор молча слушал и смутно ощущал, что причину таких перемещений он не то, что знает, а догадывается о ней. Потому что у матери его забрали не из любви к нему, и даже не столько следуя обычаям, как для того, чтобы сделать его одиноким и беззащитным, и потому готовым не просто подчиняться, а подчиняться с радостью. И эти перемещения – людей как карточную колоду тасуют, – это та же первичная обработка, когда его декаду продержали в одиночке без прогулок и любого общения со смещённым режимом, чтобы сломать, покорить, не нанося увечий.

Догадку неожиданно подтвердил не кто-нибудь, а Старший. В душевой как-то оказались рядом на скамейке – Гаор теперь часто мылся, как и все, в тазу, их называли шайками, вставая под душ только обмыться – и Старший вдруг спросил его:

– Ты чего вчера под вещевой дверью маялся?

Гаор невольно смутился, хотя должен был уже привыкнуть, что здесь все у всех на виду, и честно ответил:

– Веснянку ждал.

Старший кивнул и негромко сказал.

– Хорошая она баба, только ты не привыкай к ней. И её отпусти.

– Как это? – не понял Гаор.

Старший вздохнул.

– Нельзя нам привыкать. Завтра тебя ли, её ли продадут, и что тогда? Сердце напополам рвать?

Гаор, похолодев от страшной правды этих простых слов, кивнул. А Старший помолчав и сосредоточенно мылясь, так же негромко продолжал.

– Нельзя нам сердцу волю давать, не выдержит оно такого.

Встал и ушёл под душ смыть пену.

А Гаор остался сидеть и думать над услышанным. Значит, что… значит, понимают и почему, и зачем, и эта, коробившая его поначалу, лёгкость встреч, сговоров даже не на ночь, а на период, да… хоть доля, да наша – это… это защита, оборона. Чтоб сердце не разорвалось. Нельзя рабу ни к чему привязываться, ни к людям, ни к вещам. Ведь в любой момент отберут, не по заднице, по сердцу ударят, а оно может и не выдержать.

И опять так и вышло. Недаром ему Маманя сказала: «Умеешь ты, Рыжий вляпываться». Умеет, чего уж там. Сам потом удивляется, как его занесло, но потом. А дело уже сделано.

4 декада ? 1 день

В отличие от новогодней ночи, под весенний праздник решётки на ночь задвигали, но это и в обычные ночи никому не мешало. Правда, большинство мужчин между прутьями пролезали с трудом – мешали плечи, поэтому, в основном, по ночам из спальни в спальню бегали девчонки и те из парней, кто помоложе и ещё в полную силу не вошёл, не заматерел. Гаору и хотелось попробовать, и боялся застрять. Хорошо, если просто на смех поднимут, а если надзиратель проснётся… двадцать пять «горячих» как нечего делать огребёшь. И потому он, когда прокричали отбой, спокойно заснул, не обращая внимания на шаги, вздохи, поскрипывания и прочие составляющие предпраздничного отдыха. Опять же его в гараже задержали, перед самым обедом дёрнули, и все уже пошабашили, пообедали, выдачу получили, когда его только отпустили. Хорошо, за нарушение не посчитали, огрёб только пару затрещин от охранника у двери и надзирателя внизу, получил свои фишки и сигареты – под праздник дополнительная выдача – и попал в спальню, когда у остальных уже время к ужину подошло. За ужином ему положили двойную, в счёт пропущенного обеда, порцию. От обилия еды и выкуренных трёх сигарет он даже слегка опьянел и потому, наскоро вымывшись, завалился спать. С кем была Веснянка, а что она одна не осталась, он отлично понимал и по совету Старшего старательно об этом не думал. И получилось это неожиданно легко.

А вот утром… Опять распахнутая на двор дверь – свободный выход! Снег уже весь стаял, от газонов на фасадном дворе и вдоль ограды ощутимо тянет запахами земли, ярко-голубое безоблачное и блестящее как эмаль небо, комбеза поверх рубашки и штанов достаточно, куртки и шапки на хрен не нужны, от легкого тёплого, гладящего тебя по лицу ветра сам вот-вот взлетишь… И уже не девчонки срывают у парней и мужчин шапки, предлагая погоняться и отобрать, а парни отбирают у девчонок лёгкие цветные лоскуты, повязанные вокруг собранных пучком на макушке волос – косынки. А девчонки визжат и кидаются в погоню и выкупают свои косынки поцелуями или как уж сговорятся: светового-то круга нет, и не холодно, можно устроиться.

Махотка победно крутил над головой ярко-розовую в красных и жёлтых цветах косынку, а Киса прыгала рядом, пытаясь перехватить и опустить книзу его руку. Махотка, радостно гогоча, перекладывал косынку из одной руки в другую, дразнил Кису. Дубравка, Вячка и Аюшка кинулись щекотать Махотку. От щекотки или от чего другого, но Махотка разжал пальцы, ветер сразу подхватил лёгкий лоскут и погнал его не по двору, а вверх.

– Упустил! – ахнула Киса. – Она ж новая совсем!

Растерялся и Махотка. Косынка не пайковая, это у Матуни девки с бабами лоскутки сами себе подбирают, подворачивают ровненько и на праздник наряжаются, хозяин позволяет, но не приказывает, так что за пропажу не накажут. И шутка оборачивалась не подставой, а только обидой, чего он, в самом деле, не хотел.