Выслушав Гархема, Сторрам озабоченно сжал губы и так посидел, обдумывая дальнейшее.
– Да, – наконец, принял он решение. – Благодарю, Гархем, вы всё сделали правильно.
– Благодарю, полковник.
– Не за что. Его пистолет у вас?
– Да, если вы думаете об отпечатках…
– Нет, я не собираюсь давать делу столь официальную окраску. Умышленное уничтожение чужого имущества – вполне подходящая статья.
– Но он хочет…
– Он может хотеть что угодно, Гархем. Нанесённый им ущерб должен быть компенсирован, и если он не хочет
годами выплачивать мне компенсацию за причинённые им убытки, то согласится на мои условия.– Он не согласится, полковник. Я ему достаточно доходчиво всё объяснил, – Гархем позволил себе улыбнуться. – Меня бы понял любой раб, даже поселковый дикарь.
Сторрам тоже улыбнулся.
– Да, я согласен с вами, Гархем, среди них много гораздо более сообразительных. Я не собираюсь его уговаривать. Просто нужен другой объясняющий. Чьи слова дойдут лучше.
– Вы знаете его?
– Да, Гархем. Я уже связался с ним и, разумеется, он не отказал мне в маленькой и необременительной для него услуге.
– Когда?
– Три дня подержите его в санчасти и пригласите этого идиота-спецуру, – Сторрам всё-таки сорвался, но Гархем сделал вид, что не заметил, и Сторрам, мгновенно овладев собой, продолжал уже спокойно, – ко мне на четвёртый день в полдень.
– А…
– Третий, – Сторрам улыбнулся, – и главный собеседник пройдёт через магазин. Больше инцидентов нет?
– Нет, полковник, работа бесперебойна.
– Отлично.
И они перешли уже к чисто производственным и финансовым проблемам.
Пять суток. Сегодня кончаются первые. Ни шума, ни веселья обычного вечернего отдыха. Лежат на койках, чинят одежду, в умывалке молча курят без обычного трёпа. Слишком страшным, небывало страшным был выходной. Убивали и умирали и раньше, каждый такое не такое, но видал. И трупы, и как живого трупом делают. И такие сволочи надзиратели попадались, но чтоб такое…
Мастак, разложив свои инструменты, сидел среди них, праздно сложив на коленях руки. Бесцельно бродил по спальне, зачем-то трогая стояки, Тарпан. Лежал у себя на койке, спрятав голову под подушку, Зуда. Аккуратно заправленная, как никто больше не умел, койка Рыжего, словно притягивала всех, но взглянув на неё, тут же отводили глаза. Слишком несбыточна надежда. Что там сутки, на один период в ящик запирали, так, когда оттуда вынимали, уже не в себе были, один, грят, сутки пролежал, так и ослеп там и умом тронулся. Его как выпустили, так в тот же вечер в печку и увезли. А здесь пять суток. Может, он и помер уже там, так ведь даже ни обмыть, ни отвыть по-людски не дадут.
Ворон лежал на своей койке, закинув руки за голову и разглядывая испод верхней койки. Не было ни горя, ни отчаяния, только усталость. Хотя работа у него сидячая, по специальности, но тело ломит, будто он опять весь день мешки таскал. И в голове ни одной мысли, серая пустота.
Старший вернулся из умывалки, оглядел тихую, будто и впрямь покойник тут же лежит, спальню и решительно тряхнул головой.
– Ворон, – позвал он.
– Ну, – ответил, не поворачивая головы, Ворон.
– Поспрошай Махотку.
– Что?! – Ворон изумлённо сел на койке, – ты о чём, Старший?
Повернули головы и остальные. Стоя в проходе между койками, Старший оглядел всех лихорадочно блестящими глазами.
– А чо, Ворон? Ты по умственной части работáешь, пока Рыжего выпустят, и позанимайся с Махоткой, а то он на хрен всё перезабудет.
– А чо, Старший, – встал Мастак, – думаешь, вернётся Рыжий?
– Без надежды жить нельзя, – ответил за Старшего Ворон, – иди сюда, Махотка, – и заставил себя улыбнуться бледными губами. – Зря, что ли, тебя Рыжий учил? Нельзя чтобы пропало.
Махотка оторопело посмотрел на него, сглотнул слюну и кивнул.
– Раз надоть… – протянул он.
– Пока койку убрать не велели, жив Рыжий, значит, – убеждённо сказал Старший, – так и нечего по нему как по мёртвому.
– И то правда, – кивнул Асил. – Сволочь эту видел кто?
– Не, – откликнулся Губоня, – я на дворе работáл седни, слышал, охрана трепала, что так там у них в этой…
– Санчасти, – подсказал Ворон.
– Во, точно, тама и лежит.
– Кто на дворе, в оба глядите, чтоб мимо не прошёл, – сказал Старший.
– Не учи, – откликнулся Юрила.
– Махотка, – с притворной строгостью позвал Ворон, – иди сюда, раз сказано.
Кто-то даже хохотнул, глядя, как Махотка неохотно слезает со своей койки и идёт к Ворону.
Проходя к своей койке, Старший искоса посмотрел на койку Рыжего. Да, пока убрать не велено, значит, живой. Ну и будем этого держаться.
…темно, нечем дышать, хочется пить, это не завал, что это?…