Сторрам

Ага, идёт. Ну-ка… нет, аггел копчёный, ты смотри, какой всё-таки сообразительный, когда о шкуре речь. Девчонкой из бухгалтерии прикрылся. Странно, но аборигены никогда не трогают женщин. Видно, брезгуют, не считая достойными противниками. Иного объяснения просто не придумаешь. Сколько ни приходилось разбираться с инцидентами и эксцессами, то всегда одно и то же: могут убить надзирателя, управляющего, охранника, даже хозяина, но не было случая, чтобы тронули их жён или дочерей.

Убедившись, что охранник вышел за ворота, Венн Арм покинул кабинет Сторрама.

…Иногда он ощущал странные колебания, как в завале при падении чего-то тяжёлого рядом или близком разрыве, и не сразу догадался, что его, вернее, ящик пинают, скорее всего, ногами. Ни хрена, выдержу. Что не додушил, он тоже вспомнил. Кто-то его ударил сзади по голове. Не дали, гады, ладно, выйду, начну, я его подстерегу, встретимся.

Он дёрнулся, и тело сразу забилось в неуправляемых и очень болезненных судорогах, обычное дело в многодневном завале. Он переждал приступ и попытался расслабиться, но мешал сдавливающий его металл. «Сволочи, – с холодным отстранением подумал он, – надо же до такого додуматься». Вот значит, что такое «ящик». Больше суток, слышал, не выдерживают. Да, если нет опыта, то с катушек слетишь быстро. Но однажды он уже пролежал почти в таком же больше суток, если точно… тридцать два периода с долями. В гораздо более неудобной позе. Самое противное, в таком завале, когда нет возможности шевелиться, это необходимость ходить под себя. Но удерживать, это тоже… риск. Однажды он видел, как умирал парень, которого откопали слишком поздно, от разрыва мочевого пузыря. Нет, лучше вонь, чем… чем… сознание стало уплывать, и он уже не может бороться с этим…

Перед самым ужином прибежала Вячка, которую после обеда вместо работы в зале сегодня отправили мыть полы в обеих надзирательских и вообще убраться, где укажут.

– Ой, бабы, – влетела она в кухню. – Маманя, Матуня, где вы все, девки, ой, такое, такое…!

Вячка захлёбывалась, пытаясь рассказать всё сразу, поэтому у неё получалась дикая несуразица.

– Да не трещи ты, – остановила её Маманя, – толком говори.

– Ой, матушки, ой мамочка моя рóдная! Тут такое… а они… ну и прямь… слышала я… а тут он…

Маманя даже плюнула с досады. Тут пора на стол накрывать, вон уже по лестнице топочут, а от дурёхи толку не добьёшься.

В кухню быстро вошёл, почти вбежал Старший.

– Ну, – сразу схватил он за плечи Вячку, – слышала чего?

– Ага-ага, – закивала Вячка.

Язык у неё стал опять заплетаться, но Старший так её тряхнул, что она заговорила вполне внятно.

– Я мыла тама, ну, в верхней, а он, ну, ящик у стены стоит, большой такой, и хрипит тама, унутрях. Я, значитца, поближе, а тут энти, ну, надзиратели, и один, ну, потыкал его, ящик, сапогом, а оттуда прямь как рычит ктой-то, а другой говорит, что ужасть какой живучий попался, и вонища оттудова, как в унитазе, когда забьёт, они отошли, значитца, и ругаются, а тут один ещё припёрся, и грит, что сутки ещё терпеть, а там погнали меня, ну, я и…

– Ладноть, – отпустил её Старший, – живой, значит, несёт его Мать-Вода.

Толпившиеся вокруг закивали, заулыбались, пересказывая друг другу услышанное от Вячки.

– Иди, Старший, – подтолкнула его Мать, – чего ты за ужин в рабочем, что ли, сядешь?

– Иду, Мать, – весело ответил Старший.

После ужина они собрались у Матуни. Матери, Старший, Асил, Юрила, Мастак, позвали ещё Ворона.

– Такое дело, – начала Мать. – Рыжий жив, получается, завтра вечером выпустить его должны. Как думашь, Ворон, ты самый умственный у нас, отчего люди в ящике слепнут?

– От темноты, – ответил Ворон.

И видя, что его не поняли, стал объяснять.

– Там темно, совсем темно, так?

– Ну, раз двойное железо, то так, – кивнул Мастак.

– Ну вот, а когда из темноты сразу на яркий свет, то глаза не выдерживают.

– Так что? – задумчиво спросила Матуха.

– Сразу ему глаза чем-нибудь тёмным завязать.

– Сразу не получится, – покачал головой Старший, – пока его от верхней до нас доведут…

– Вряд ли он сможет идти, – перебил его Ворон, – за трое суток без движения тело немеет, а тут пять.

– Значит, волоком опять, – кивнула Мать, – либо лицом, либо затылком о ступени побьют.

– Это ладноть, – сказала Матуха. – С глазами-то что?

– Можно ему как-то дать знать, чтобы зажмурился и не открывал глаз? – спросил Ворон.

Асил, Юрила и Старший одновременно покачали головами.

– Попробую из девчонок кого подослать, – с сомнением в голосе сказала Мамушка.

– Полы там седни мыли, – возразил Старший, – завтра не нарядишь туды никого.

– Я попробую, – сказала Маманя, – по хозяйству разное быват, может, и получится.

– Ладноть, – кивнула Матуха, – с энтим ладноть. Ещё что? Тело немеет, говоришь?

– Да, – кивнул Ворон, – и ещё, раз там железо, то там холодно.

– Застудиться может, – понимающе кивнула Матуха, – ну, с энтим справимся.

– Парильню сделаем, – сразу сказал Старший.

– Не знаю, – пожал плечами Ворон, – ванну бы горячую, конечно, лучше, чтобы сразу и согреть, и тело расправить, но здесь это невозможно.

– А ванна – это что? – спросил Мастак.