Страда и праздник. Повесть о Вадиме Подбельском

Машинист изредка дергал за шнурок свистка, напоминал о себе, и действительно нужно было ехать, потому что и у саперов назначенное время, его оставалось совсем немного.

В последнюю минуту вспомнили, притащили откуда-то две печки-буржуйки, затолкали в теплушки, и паровоз свистнул с какой-то нетерпеливой болью, дернул, вызывая нестройный звон буферов, и потащил вагоны на главный путь.

Те, что оставались, некоторое время бежали рядом с коротким составом, махали руками, как бы расставаясь навек.

На основном пути подцепили еще два вагона. Семафор долго не открывали, тронулись, когда уже все вокруг — и покинутые здания станции, и вокзал, и кроны деревьев в парке — все подернулось серым, расплылось в слабом предутреннем свете.

Шорин стоял у растворенной двери теплушки, прислушиваясь к мерному стуку колес, к голосам механиков, прилаживающих к месту печку-буржуйку. И тут донеслось что-то похожее на гром — там, вдали, откуда они уезжали. Потом рвануло еще раз, громче, и он понял, что это саперы сделали свое дело.

Глава четырнадцатая

1

Секретарь Совета Народных Комиссаров Фотиева с улыбкой протянула листок:

— Уж и про картошку в посылках вставили, Вадим Николаевич, ничего не упустили…

— Случай, Лидия Александровна. — Подбельский тоже с иронией улыбнулся. — В кои веки так генерально отчитываюсь! Если по шапке падают, так надо хоть что-то и выпросить — в виде компенсации.

С листком в руках он отошел к окну, смотрел на заснеженный кремлевский плац, на купола соборов. Подводить итоги по ведомству отчасти сам напросился. Не из желания, конечно, чтобы пожалели, а чтобы разом утвердить нужное: просить декретов по многим и часто мелким для СНК вопросам было бы глупо, а так, если поддержат, работать станет легче.

Главное в проекте постановления касалось горемычного, уже почти совсем разрушенного телеграфа. Он изобрел его заменители: посылку срочной корреспонденции в виде специальных записок со скорейшей их доставкой по железной дороге и курсирование по особым направлениям специальных курьеров, которым учреждения и ведомства с гарантией скорой доставки могут вверять свои депеши, прежде лавиной сваливаемые на телеграф. Ну, а уж кому нужно все-таки телеграфировать — пожалуйста, но по норме, как хлеб. И для всего этого ему нужна поддержка только в скорейшем продвижении почтовых вагонов…

Только!.. Он усмехнулся, уловив очевидное лукавство в этом пришедшем на ум слове. Скорейшее продвижение вагонов в условиях железнодорожного кризиса! Так, наверное, и скажут на заседании Совнаркома, когда станут слушать его объяснения. Но он ответит, что «в виде компенсации» он внес в проект постановления пункт о том, чтобы Наркомпочтелю разрешили прекратить пересылку картофеля по почте, — об этом и говорила Фотиева. Кажется, мелочь, а высвободит уйму вагонов. Взамен же просит одного: скорости. Не такой, как у электронов, бегущих по телеграфной проволоке, а хотя бы самой скромной, путейской, тридцать — сорок верст в час. И меры-то нужны — приструнить агентов железных дорог и военных сообщений, пресечь их халатность, забывчивость, нетребовательность, когда речь идет о почте.

Кое-какие меры он, правда, и сам может предпринять: есть теперь свои люди у военных, Иннокентий Халепский с августа прошлого года, с начала контрнаступления против Деникина, — начальник связи Южного и Кавказского фронтов, а Любович по совместительству с должностью замнаркома получил звание еще выше — начальник связи Красной Армии. Он, Подбельский, тогда еще смеялся, напомнив Иннокентию, как предсказывал ему военную карьеру. Но тот нашелся: «Вам же хуже, Вадим Николаевич, без помощников остаетесь». Прав, конечно, был этот добрый молодец с шашкой на боку. Только уж так водится: сам предлагал создавать войска связи, вот сам и выполняй, расплачивайся своими резервами. Но теперь-то хорошо, что Халепский на юге, он поможет решать с телеграфом и телефоном, а почтовые вагоны пойдут и без него[4]…

По заведенному порядку наркомы собирались на заседание дружно, без опозданий, деловито рассаживались. Когда он приступил к докладу, показалось, что в зале заседаний СНК как-то по-особому тихо. Может, от прохладности воздуха — давно топили нежарко, а может, так показалось потому, что, когда собирались, шагов не было слышно — все почти были в валенках, и Владимир Ильич тоже — в черных, с подвернутыми голенищами.

В первый пункт постановления — какими признать объяснения Наркомпочтеля о деятельности учреждений почт и телеграфов — Ленин собственноручно вписал: «Удовлетворительными». А в число ответственных за продвижение почтовых вагонов к Наркомпути и Реввоенсовету республики добавил ВЧК, вычеркнув только что ликвидированный Особый комитет по проведению военного положения на железных дорогах.