Читаем Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии полностью

На одной из страниц Часослова, созданного для Бонны Люксембургской — жены наследника французского трона Жана Валуа, мы видим Arma Christi — инструменты Страстей Христовых (178). И изображение, и текст помещены в рамочку из плюща, а в его листьях сидят сова, зяблик, щегол и другие птицы. Внизу две женщины верхом на зверях держат гербы Валуа-Люксембургов, в верхнем левом углу примостился некий гибрид с лестницей (возможно, она символизирует лестницу, с помощью которой тело Христово сняли с креста), а на большой миниатюре мы видим предметы, связанные со страданиями Спасителя. Это крест с терновым венцом; губка, которую подали Иисусу, когда он захотел пить; копье, которым пронзили его бок; колонна, у которой его бичевали; гвозди и, наконец, в самом центре — огромный красный овал с узким отверстием посредине и белой каймой по краям. Это изображение одной из пяти ран Христовых — самой важной, той, которая возникла, когда ребра Богочеловека пронзило копье, и из раны вытекли вода и кровь (Ин. 19:34).

Но почему рана отделена от тела? Почему она такая большая? Наконец, случайно ли то, что она своей формой так напоминает вагину? В искусстве XIV–XV вв. изображения ран Христа вездесущи. Это было связано с мощным культом Страстей. Ведь страдания Христа — знак того, что он полностью человек, поскольку Бог не может страдать. А если он полностью человек, то, следовательно, и умирает по-настоящему. Но умерев, воскресает, тем самым открыв всем людям путь к спасению.


178. Жан Ле Нуар. Часослов Бонны Люксембургской. Париж (Франция), до 1349 г.New York. The Metropolitan Museum of Art. Ms. 69.86. Fol. 331r


К XV в. можно говорить о настоящей одержимости страданиями Христа — эта тема постоянно звучит в молитвах, проповедях, религиозных стихах и мистериях. Особую роль здесь сыграли монахи францисканского ордена, многие из которых были популярными проповедниками. Своим слушателям они внушали, что, сосредоточившись на муках Спасителя, всякий верующий получит духовную выгоду. Неудивительно, что изображения раны Христовой стали появляться в рукописях, предназначенных как для монахов и монахинь, так и для членов аристократических семей (179–181).


179 a. Джеймс ле Палмер. «Omne Bonum» («Все благие вещи»). Лондон (Великобритания), ок. 1375 г.London. British Library. Ms. Royal 6 E VI. Fol. 15r


Но видели ли средневековые зрители и зрительницы в ране сходство с вагиной? На этот вопрос однозначного ответа нет. Однако изображения вагины в медицинских трактатах или на «эксгибиционистских» скульптурах (см. 52, 53), действительно, напоминают рану Христову. И это сходство — если оно было намеренным — могло иметь под собой благочестивое обоснование.


179 b. Картузианский сборник. Северная Англия, вторая половина XV в.London. British Library. Ms. Add. 37049. Fol. 23r


Различные способы изображения раны: в окружении инструментов Страстей или в виде печати.


С XIII в. в мистических трактатах и записях видений монахов и монахинь Иисус приобретает не только отеческие, но и материнские черты. Юлианна Нориджская (1342–ок. 1416), английская отшельница, мистик и богослов, пишет, что Спаситель — это наша истинная мать, в нем мы бесконечно рождаемся, и из него никогда не выходим. Кровоточащие раны — в первую очередь та, которая расположена на груди (именно ее потом начинают изображать отдельно от тела Иисуса), — делают Иисуса питателем человечества. Екатерина Сиенская проводит аналогию с детьми: когда младенец хочет есть, он находит грудь матери и сосет молоко. Мы же должны припасть к груди Христа распятого, которая является источником милосердной любви и питает нас. Описывая одно из своих видений, Екатерина рассказывает, как она пила кровь непосредственно из раны Христовой (182). То же самое происходит и с цистерцианской монахиней и визионеркой Мехтильдой из Хакеборна (1240/1241–1298):


180 a. Раны Христовы с символами Страстей. Германия, ок. 1490 г.Washington. National Gallery of Art. № 1943.3.831


Есть и такие изображения, где рана заменяет собой тело Христово, становясь его символом, или заключает в себя сердце и все остальные раны.


Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Илья Глазунов. Любовь и ненависть
Илья Глазунов. Любовь и ненависть

Ни один художник не удостаивался такого всенародного признания и ни один не подвергался столь ожесточенной травле профессиональной критики, как Илья Сергеевич Глазунов – основатель Российской академии живописи, ваяния и зодчества, выдающаяся личность XX века. Его жизнь напоминает постоянно действующий вулкан, извергающий лавины добра к людям, друзьям, ученикам и потоки ненависти к злу, адептам авангарда, которому противостоит тысячью картин, написанных им во славу высокого реализма.Известный журналист и друг семьи Лев Колодный рассказывает о насыщенной творческой и общественной жизни художника, о его яркой и трагичной судьбе. Как пишет автор: «Моя книга – первая попытка объяснить причины многих парадоксов биографии этого великого человека, разрушить западню из кривых зеркал, куда его пытаются загнать искусствоведы, ничего не знающие о борьбе художника за право быть свободным».

Лев Ефимович Колодный

Искусствоведение
Черный квадрат как точка в искусстве
Черный квадрат как точка в искусстве

Казимир Малевич (1878–1935) – знаменитый русский художник-авангардист, теоретик искусства, философ, основоположник супрематизма – одного из наиболее ранних проявлений абстрактного искусства новейшего времени. Его «Черный квадрат» – вызов традиционной живописи и одна из самых загадочных картин начала XX века. Художник утверждал: «Предназначение искусства не в том, чтобы изображать какие-то предметы. Предназначение искусства в том, чтобы освободиться от предметов, не составляющих его сути, и быть искусством, которое существует само по себе». В этом издании собраны наиболее программные статьи Казимира Малевича, которые отражают его идеи и взгляды на развитие искусства. «Это свое искусство Казимир Малевич назовет супрематизмом. Что значит супрематизм, почему это так называется? Супрематизм – это доминантное искусство, supre – доминанта. Супрематизм – доминанта, но доминанта чего?» – Паола Волкова, искусствовед.

Казимир Северинович Малевич

Искусствоведение