Страдать, чтобы простить

Через полчаса гости начали потихоньку расходиться. Девочки собирались сначала в Пало-Альто, а затем – домой. Когда Сара, Коул и Эмма уже стояли на пороге, я неожиданно спросил Эмму:

– Не хочешь прогуляться?

Я обернулась на Коула, который в ожидании моего ответа бросал на Эвана недобрые взгляды.

– Пошли, Коул, – схватила его за руку Сара. – Проводишь меня домой.

Я спускалась вместе с Эваном к берегу по крутой лестнице, чем-то напоминавшей стремянку. Крепко вцепившись в обшарпанные деревянные перила, я осторожно шагала со ступеньки на ступеньку. Эван же легко и непринужденно преодолел спуск и уже ждал, чтобы подхватить меня внизу.

– Ты нравишься Серене. – Я засунула руки в карманы толстовки и низко опустила голову. – Если бы я не знала ее парня, то непременно решила бы, что она на тебя запала.

– Должно быть, клевый парень.

– Ты даже не представляешь насколько, – хихикнула я.

– Пожалуй, я еще никогда не встречал большей оптимистки, чем она. – Эван бросил на меня быстрый взгляд. – Мне нравится ее подход. А ведь с первого взгляда никогда бы не подумал, что она такая.

– Знаю, – ухмыльнулась я. – Вот почему она такая классная.

Мы медленно шли по берегу в сторону дома Коула, который находился за ближайшим поворотом.

– Недавно звонил Нейт. Раз уж я здесь, они с ребятами решили приехать пораньше. Хотят закатить вечеринку в следующую субботу, поэтому прилетят в пятницу, – сказал Эван, и я кивнула, не совсем понимая, куда он клонит, пока неожиданно он не продолжил: – Однако я все еще рассчитываю на обещанные две недели. Словом, несмотря на их приезд, наш договор остается в силе.

Я резко остановилась и повернулась к Эвану лицом.

– Ты так меня и не возненавидел? – внезапно спросила Эмма, у нее дрожали губы.

– У меня есть еще двенадцать дней, – возразил я. Мне неприятно было видеть ее такой. – И вообще, почему бы тебе не назвать еще одну причину?

– Ты ведь знаешь, что я отношусь к этому серьезно. И не намерена шутить. – Вид у нее был до крайности возбужденный. Она смотрела на меня прищуренными глазами, смахивая с лица разметавшиеся от ветра пряди.

– Я понимаю, что ты не шутишь. А зря, – произнес я и уже другим тоном добавил: – Итак, Эмма, скажи, за что я должен тебя ненавидеть.

Нахлынувшую при виде его ухмылки злость как рукой сняло, когда я заглянула в его дымчатые глаза. Я судорожно вздохнула, сердце забилось испуганной птицей. Он непременно должен все выслушать. Он непременно должен понять, что лучше оставить меня в покое, поскольку ему надо двигаться дальше.

– Я тебя оставила. – (Он вздрогнул, точно от боли.) – Оставила одного, избитого и униженного, в том жутком доме. И не откликнулась на твой зов. Хотя прекрасно тебя слышала. Да, слышала. Слышала, но продолжала идти. Оставила тебя одного, когда ты нуждался во мне, и даже не оглянулась. – В памяти вспышкой возникла страшная картина, когда он, окровавленный, лежал без чувств на полу.

Эмма изо всех сил старалась держаться, но внезапно ее голос дрогнул – и это было причиной, почему я не мог ее ненавидеть. Потому что понимал: своим поступком она в первую очередь погубила себя. Я словно вернулся обратно в ту ночь. Вспомнил слепую ярость, заставившую меня броситься на Джонатана, и горячку драки. И глаза Эммы, когда он швырнул меня на пол… А затем была пронизывающая боль в голове… и тишина.

– Эван, ты должен меня ненавидеть! – взмолилась она, у нее снова задрожала нижняя губа. Было мучительно больно смотреть, как ее ржавчиной разъедает чувство вины. – Ну пожалуйста.