Страх

Радуга сидел на земле, глядя на капельницы и кучи использованных шприцов среди осенней листвы, ковырял рукой черные комья холодной и мокрой земли, смотрел на Ветку — как фурия с автоматом стояла перед ним в джинсах в обтяжку, берцах и спортивной куртке, светясь копной желтых волос на солнце, глядела на него и радовалась, что он жив. Смотрел, как рядом охает и улыбается, трогая ногу красавец-Скворец, слушал как на сортировочной грохочет стреляет Гепа.

Книга Радуги. Глава 9. Встречи на Кобре

Все трое давно не позволяли себе расслабляться, и вот сегодня снялись с тормозов. По водке, почти без закуси, только тарелка фисташек… Радуга наливал в помутневшие стаканы. Скворец хищно скалился и шумно дышал, откинувшись на диване, глядя на стол сузившимися веселыми глазами. Гепа напряженно склонился над столом, уперев локти в колени, смотрел как на мишень на стаканы внимательно, будто мерил, сколько налито. Опрокинули молча, сосредоточенно уставив взгляд в точку, слушая внутри себя, как пошла. Жаром окатило в утробе, плеснуло огнем в руки и ноги, потом уже мягким теплом налилось в голову, где с каждым стаканом топился лед напряжения, оплывали сугробы выдержки и боеготовности, в которых прошел этот месяц. Тихое непритязательное алкогольное счастье талой водой струилось по мыслям и чувствам, красило эту комнату в мирный желтоватый свет мутного и доброго тумана.

За окном на Кобре еще стоял дым и запах погребальных костров. Потери в последних боях в Змеинодольске составили четыреста бойцов. Полсотни своих Лось сегодня жег у себя на базе. Сотня парней Ветки отправились на замок Хаса, домой… Двести пятьдесят человек из бригады Радуги нашли свой костер здесь. Пустырь на холме за космодромом, оттуда в ясный, как сегодня вечер, такой вид на закат, пестрый осенний лес, черное и плоское полотно стартовых столов, серые рулежки и стоянки самолетов. В это розовое и ярко синее небо Беты зарядили бордовые и алые высокие языки пламени. Строем, как на последнем параде стояли двадцать пять кострищ, по одному на каждый десяток свободных.

Радуга нашел тот костер, где лежал Гусь — тот парень, что закрыл его собой от пулемета. Смотрел на телефоне его лицо, не довелось его видеть при жизни, — твердое, даже жестокое, холодный взгляд убийцы, сжатый рот укоренелого злодея, уверенного, что свое можно взять только силой. Родился на Гарпии, в бригаде Радуги все эти годы, не заезжая на Бету, мотался по планетам. Сейчас прилетел со Сфинска. Радуга смотрел, как пламя гуляет по телам волков и поглощает Гуся. Как он мог броситься под пулемет? Радуга никогда бы не закрыл собой даже самого близкого товарища, да и его никогда так не спасали. Хотя Радуге раньше хватало ума и расчета не попадать под огонь, да и вообще не попадать в такие расклады, как на вокзале.

Обстановочка была уже вполне мирная, обе стороны войны в боях потеряли за месяц по полсостава, утратили не то что наступательный, но вообще какой-бы то ни было активный потенциал. Сохранив по 30–50 бойцов, свободных от постов, держали их на базах, отбиваться если что дома. Выкинуть какой-то фокус Белый уже не мог физически, и, судя по прослушке, тоже бухал сейчас горькую на Астре. Радуга сил для чего-то эдакого тоже не имел, а лишней крови не хотел. Оставалось ждать выборов через два дня, надеясь, что ему присудят победу. Конечно, Белый жив-здоров, но он потерял от этой разборки намного больше Радуги и вроде выглядел сейчас проигравшим, просрав центр Змеинодольска.

Бояниса отправили бдить на захваченном вокзале, Сокол командовал на ТЭЦ. Ветка со своей базы сразу после похорон полетела в Змеинодольск, туда же, в Каменный угол помчался Лось. Чистят там от завалов и гари холл, отель и конференц-зал в башне StarPalace — готовят на завтра для Учредительной конференции Ассоциации банков Страны Горных Волков. На Кобре осталась только постоянная охрана, выживших ребят из свободных сотен Радуга отпустил гулять, пить, спать. На всякий случай лидер теперь поглядывал в чат дежурной части полиции поселка рядом с космодромом, не учинили вдруг его волки там какой погром. Но, похоже, пацаны слишком устали, городок мирно отходил ко сну.

Свет от лампы плыл, как будто по комнате ходили облака пара, в этих облаках фигуры бухавших иногда подергивались и мутнели, цвета кожи и одежды играли-переливались оттенками. Фон-музон становился все глуше, куда-то делись соло, зато ухали прямо в голове ударники, гудели под сводом черепа басы. Радуга не напивался уже десять лет, да и раньше, до попадания в рабство к Хасу, не был особым фанатом бычьего кайфа. Тем более редко пил в компании, чаще один. Обычно одиночное пьянство считается алкоголизмом, но Радуга не таков. В одинаре он мог цедить бутыль вискаря весь вечер, четко чувствуя, когда уже хватит, а точней не хочется. Но именно сегодня и именно с этими двумя он хотел ужраться вдрызг.