Страх

— Значит ли это, что я больше никогда не смогу выйти? — с горечью спросила Вэл.

— Нет, милая. Конечно, нет. Смотри. Я позвоню твоей учительнице. Скажу ей, что у нас возникли некоторые проблемы с безопасностью. Насчет преследования — ей не нужно знать подробностей, только то, что тебя нельзя оставлять в одиночестве. Если мы сумеем найти для тебя безопасный путь, я отведу тебя к ней.

Вэл немного оживилась.

— Когда ты ей позвонишь?

— Как только выпечка будет готова.

Вэл заметно ерзала в кресле, пока мать мыла посуду с нарочитой медлительностью. Она подскочила, когда та вытащила булочки из духовки своими перчатками в форме божьей коровки. Миссис Кимбл все это время искоса смотрела на нее, разрываясь между весельем и раздражением, когда взгляд ее дочери метался между часами и телефоном. Было приятно видеть, что Вэл по-прежнему так взволнована выходом на улицу.

В Вэл было что-то дикое — она всегда любила бывать на солнце, гулять, кататься на велосипеде и особенно заниматься чем-нибудь, связанным с животными или близкое к ним. Недавно они записали Вэл на работу в приют в качестве обязательной общественной отработки; она была так взволнована и не переставала болтать, будто она сама маленький зверек.

Миссис Кимбл боялась, что то, что сделал этот ужасный мальчик, уничтожит эту частицу жизни в дочери, превратив ее в бледную тень прежней Вэл. Даже сейчас она выглядела довольно похожей на щенка, которого пнули без предупреждения или причины и который все еще опасается сапога.

Миссис Кимбл читала статьи о жертвах нападений. Некоторые впадали в агорафобию и не могли выйти на улицу, не испытывая приступов паники. У других развилось посттравматическое стрессовое расстройство, и они переживали яркие и ужасающие реконструкции первоначальной травмы, когда сталкивались с триггерами, которые напоминали им о нападении. К ужасу миссис Кимбл, эти «триггеры» могли быть такими же незначительными, как угол света или тени, или даже просто звук.

Согласно информации в статьях, между приступом и появлением симптомов может быть задержка. Так что, возможно, праздновать было еще слишком рано. «Какой же больной сукин сын. Если жизнь ее дочери будет разрушена из-за этого, — решила она, — она и ее муж заставят его заплатить сполна».

А сейчас она сделает все возможное, чтобы Вэл прошла через это как можно безболезненнее.

— Привет. Вы позвонили Барбаре Уилкокс. Если вы слышите это сообщение, я, скорее всего, преподаю, работаю в своем офисе или уже покинула школу. Вы можете оставить сообщение или отправить мне электронное письмо по адресу «[e-mail]». Спасибо, и береги себя.

Миссис Кимбл оставила голосовое сообщение, а затем отправилась в свой кабинет, Вэл последовала за ней и смотрела как она писала аналогичное сообщение по электронной почте.

— Вот, — сказала она, оглядываясь через плечо. — Оно послано. А теперь ешь.

— Я не голодна.

— Если ты не будешь есть, ты не сможешь покинуть этот дом, — предупредила ее мать. — Выбор за тобой.

— Ну может быть, я немного проголодалась, — исправилась Вэл.

— Хорошая девочка. Давай. Съедим немного булочек. Шоколад делает все лучше.

«Не все», — подумала Вэл.

* * *

«Дорогая миссис Кимбл,

Я потрясена и расстроена, услышав, что Валериэн стала жертвой такого жестокого преследования. Она действительно очень милая девушка. Честно говоря, я не могу представить, чтобы кто-то испытывал к ней неприязнь, но дети могут быть жестокими и иррациональными.

Мой класс находится недалеко от западной парковки, так что, если хотите, можете припарковаться, подождать и понаблюдать, чтобы она благополучно вошла в здание. Я прослежу, чтобы никто из других учеников не задерживался допоздна.

P.S. Извините, что не могу перезвонить вам! Я веду урок, и ученики находятся под (ошибочным) впечатлением, что раз я пользуюсь телефоном, то это дает и им разрешение сделать тоже самое.

С наилучшими пожеланиями, Барбара Уилкокс».

* * *

— Какая приятная женщина, — сказала мать Вэл, читая письмо. — Очень мило с ее стороны.

— Она и правда очень хорошая. Она всегда хвалила мою работу, даже когда она была отстойной.

— О, тише, — сказала мать. — Ты настоящий Рембрандт.

Вэл скорчила гримасу, хотя было очевидно, что она изо всех сил старается не выглядеть довольной.