Страх

Краем глаза Прошка заметил, как распахнулась дверь ванной и оттуда босиком пробежала в комнату замотанная в синее тулаевское полотенце девушка. И сразу там погас свет, словно девушка внесла на себе в зал темноту.

Хруст от "Вискаса", забивший уши, мешал уловить звуки оттуда. Лишь когда Прошка сглатывал, он мог расслышать какие-то шорохи, шепот, смешки, охи и ахи. Коту было непонятно, что они там делали. Казалось, что Тулаев и эта девушка щекочут друг друга, но никто не решается первым захохотать, и оттого все звуки приглушены и похожи на сдавленный смех.

Не доев и трети крендельков, Прошка присел, нервно и торопливо умылся правой лапкой и беззвучно, еле касаясь подушечками лапок паркета, проскользнул в комнату. Сел рядом с креслом, как бы слившись с ним и став его частью, и наконец-то разглядел своими зелеными кошачьими глазами, что на диване извивались два голых тела. Сверху был Тулаев, под ним елозила по мятой простыне девушка.

Она то выгиналась со стоном, то рвалась куда-то в сторону, будто хотела уползти с дивана. Впереди, там, где у Тулаева ничего не было, у девушки раскачивались какие-то округлые шары, и хозяин почему-то по очереди прижимался к ним губами. Он вроде как хотел пить, а иначе, чем из этих шаров, напиться, видимо, нельзя было.

Прошка посмотрел на мерное покачивание Тулаева, и голова его затуманилась воспоминанием. Это произошло весной, да-да, именно весной, когда журчали ручьи, а от мусорных баков начинало вкусно пахнуть гнилью. Прошка впервые увидел ее. Она, пушистая и светлая, грелась на солнышке. До нее, сидящей на балконном ограждении пятого этажа, было страшно далеко. Кошечка казалась звездой, зажегшейся на небе, но зажегшейся сразу для всех, а ему вдруг до боли в голове захотелось, чтобы только для него. Тогда он еще не был Прошкой, а у нее уже существовало какое-то звучное имя, и от этого она казалась еще большим божеством, чем далекая звезда. Обдирая шкуру о колкие весенние ветви, он залез по дереву на уровень балкона, прыгнул, даже не подумав, что может разбиться насмерть, больно ударился головой о стену, но на балкон все же попал. Самым неожиданным оказалось, что она его тоже ждала.

Туман чуть ослабел в глазах Прошки. Он увидел, что девушка, как та кошечка из прошлого, стоит на четвереньках, а Тулаев так же, как он, сзади, и кот, все поняв, грустно ушел в ванную на свой свитер. Шея опять заныла, но он вроде бы уже не ощущал боли. Где-то далеко отсюда жила пушистая и светленькая кошечка, а существовали на свете или нет их общие котята, его почему-то не интересовало. На то он и кот.

19

Егору Куфякову снилось, что его бьют по голове. В детстве покойный папаша, когда был не в духах, почему-то всегда норовил врезать ему по башке. А уж если напивался, то мог и загонять подзатыльниками до потери сознания.

Куфяков лягнул ногой невидимого врага, но тот продолжал короткими тычками бить по голове. Тогда он попытался разглядеть его лицо, но в башке от уха к уху все было так утрамбовано плотным туманом, что он не то что лица не разглядел, а так и не увидел, есть ли у врага голова. Худая жилистая нога Куфякова дернулась еще раз в ответном ударе, и он сам с грохотом свалился с кровати.

Сел, мутными глазами поискал врага, но вместо него увидел ободраную дверь квартиры. В нее стучали снаружи.

Куфяков, опираясь о край кровати, встал, покачался, изображая из себя дерево на ветру, и нехотя прошлепал к двери.

- Ты что, оглох?! - скользнул с площадки в квартиру кряжистый парень с раздувшейся с левой стороны курткой.

- Чего?.. - поморгал ему в спину Куфяков. - А-а, эт вы...

Он еле узнал загорелую лысину с пучком сплетшихся волосинок на месте чуба. Гость ужом скользнул мимо него.

- Шкандыбай сюда, - позвал он уже с кухни. - Базар есть.

Дрожащими руками Куфяков заправил серо-синюю майку в трусы, по которым мчались в кривых красных автомобилях лихачи-самоубийцы, босиком прошлепал на кухню, сел на жесткий стул напротив уже сидящего гостя.

- Жены дома нету? - поинтересовался тот.

- Не-а. На смене она. В ночную.

- Лады.

Он ловким движением вырвал из-под полы бутылку водки и поставил ее на стол, густо усеянный окурками.

- Не сейчас, - остановил гость дрожащую руку Куфякова. - Я ж бухтел, базар есть.

Языком Куфяков попытался увлажнить губы, но с таким же успехом он мог бы протереть их наждаком. Нечеловечески хотелось пить, но чтобы утолить жажду, нужно было встать, обойти стол, открыть кран и нагнуться к нему, а он сейчас уже, кажется, ничего не мог, кроме как сидеть.

- Держи, - смахнув окурки на пол, гость положил перед Куфяковым тетрадный лист бумаги и шариковую ручку. - Надо братухе твому весточку забацать.

- Пи...письмо?.. Дак нельзя же! Месяц ишшо не прошел, - еле выговорил Куфяков.

- Уже прошел. Я проверил. Не боись.

Гость взял ручку и сам вставил ее в дрожащие пальцы Куфякова. На жадный взгляд на бутылку сразу ответил:

- Напишешь - дернешь свои двести наркомовских. Сукой буду... К тебе это... из ментов никто не подползал?

- С какой стати? - округлил Куфяков плавающие в крови серо-зеленые глаза.

- Ну мало ли...