Страх

Плечом Тулаев нашел опору. Прижавшись к ней, встал. Руки и ноги были все такими же слипшимися. Пальцами он ощупал запястья, и только теперь понял то, что раньше скрывала от него тьма и тошнота: руки были связаны. Наверное, ногам выпала такая же доля.

Прыжками, по-кенгуриному толкая себя сквозь тьму, Тулаев промерял помещение, в котором оказался. Удары по лбу, плечам и коленкам постепенно сузили пространство до ямы метров пять-шесть в поперечнике.

На занятиях они отрабатывали стрельбу в темноте на звук. Но заниматься топографией кромешной ночью ему не приходилось.

Откуда-то изнутри поднялось удивление. Где, Тулаев, ошибся? Что не учел? Неужели Наждак и его люди вели его, пока он шел к селу? А если они слышали его разговор с Межинским? А может, и не Наждак вовсе захватил его в плен? Мало ли на земле маньяков...

Правая стена ямы при прыжках издавала странный стеклянный звук.

Минуту назад Тулаев как бы и не услышал его. В звуке не было

ничего спасительного. Но сейчас он позвал к себе. Тулаев повторил

прыжок и с удовольствием уловил уже знакомое позванивание. Скорее

всего, там стояли банки.

Плечом он столкнул одну из них на пол. Звук разбившегося стекла и успокоил, и напугал. Тулаев с минуту постоял, вслушиваясь в темноту. Она тоже молчала, и он впервые ощутил тьму не как врага, а как друга.

Упав на колени, Тулаев затекшими, бесчувственными, словно бумага, пальцами ощупал бетонный пол, выбрал среди осколков самый длинный, немного похожий на лезвие ножа, вставил его между каблуками и начал монотонно водить по его острию веревками, сжавшими запястья.

Когда руки освободились и снова смогли стать руками, а не частью спины, как до этого, он уже гораздо быстрее перерезал веревку на ногах. Тьма до сих пор оставалась другом. Ее молчание казалось не просто молчанием, а подбадриванием, и Тулаев понял, что нужно действовать.

Он ощупал все, что попадалось на пути, нашел скользкие каменные ступени, медленно поднялся по ним, уперся в деревянную дверь и только тогда понял, что его заперли в подвале. Доски были пригнаны так плотно, что Тулаев не смог определить, день на улице или ночь. И почему-то при мысли, что сейчас день, ему показалось, что дверь вот-вот распахнется. Он сунул руку под левую мышку и не нашел там пистолета. Тут же уронил пальцы в тепло кармана. Он тоже был пуст. Если потеря пистолета разозлила, то пропажа телефона сотовой связи чуть подуспокоила. Могло быть банальное ограбление. А это все-таки получше, чем позорный плен у банды Наждака. Хотя... Хотя вряд ли Наждак - главарь. Чего-то не хватает в его лице, чтобы считать его главарем. Ума, что ли?

Пока думал, левая рука пошарила по стене и все-таки нащупала дверные петли. В каждой - по три шурупа. Ногтем Тулаев проверил ширину насечки на шурупе. Сантиметр, не меньше. Ногтем же определил, что шурупы намертво приросли к петлям двумя-тремя слоями краски, ржавчиной, цементной крошкой.

Тулаев плечом надавил на дверь, но она не подалась ни на миллиметр. Значит, ее удерживает не навесной замок, а длинный, сантиметров в двадцать-тридцать болт. В этом уже была ирония. На него забили "болт". В армии это считалось чуть ли не высшей степенью пренебрежения. Тулаев вспомнил, что когда еще служил ротным, то как-то утром увидел в казарме двух солдат-дедов, которые продолжали спать, несмотря на команду "Подъем!" Над их головами свисали с панцирной сетки верхнего яруса на суровых нитках ржавые болты. Солдат-дедов пришлось перевоспитывать по-своему. На родину предков они уехали под новогодний звон курантов вместо ноябрьских праздников. Перевоспитать сбросивших его в подвал бандитов было сложнее. Если вообще возможно.

Скользя ладонью по сырой стене и сбивая на пол мокриц, которых не видел, но хорошо мог представить их бледные, с десятками ножек тела, Тулаев спустился вниз, еще раз руками вслепую ощупал содержимое подвала. Все те же трехлитровые банки, горка прошлогодней картошки за деревянной загородкой, алюминиевый бидон с растительным маслом, кадушка с крышкой, придавленной кирпичом. В глубине подвала, там, где по чуть более сухому и свежему воздуху ощущалась дыра вентилляции, вдоль стены, обложенной корой деревьев, стояли мешки.

В темноте, которая уже почти и не ощущалась темнотой, Тулаев ловко, совсем не ударившись, обогнул бочку с огурцами и стеллаж, нащупал на полу кусок стекла и вернулся к мешкам. В них явно лежали украденные в колхозе удобрения. Но какие? Тулаев вспорол лезвием стекла первый же нащупанный им мешок, набрал в горсть гранулы, похожие на крупную соль, лизнул их. Кисло-горький вкус заставил сплюнуть на пол. Если он не ошибался, в мешке хранилась селитра. Пальцами Тулаев ощупал разрез, нашел под дерюгой мешковины полиэтилен и обрадовался своему открытию. То, что гранулы могли оказаться селитрой, стало почти стопроцентной вероятностью. Селитра гигроскопична, она сосет воду из воздуха, и то, что гранулы были скрыты в полиэтиленовые мешки, и то, что стояли эти мешки под сухим воздухом вытяжки, сняло последние сомнения.